Восемнадцатый скорый

Предстояли прыжки с парашютом. Накануне, как и всегда бывало перед прыжками, их освободили от всех других дел, и они на столах — длинных брезентовых полотнищах, расстеленных по полю, — занимались укладкой парашютов. Все курсанты уложили свои парашюты вроде бы правильно, по крайней мере замечаний от начальника парашютно-десантной службы никто не получил. А утром «АН-12» вывез их на прыжки. Вышли на заданную высоту. Раздалась команда: «Приготовиться». Выпускающий занял свое привычное место у выхода. Бортмеханик распахнул дверь. Выпускающий крикнул: «Пошел!» — и они, один за другим, откидывая железные сиденья, заспешили к открытой двери.

Прыжки были простые, с принудительным раскрытием парашюта, когда самому не надо дергать за кольцо, когда эту работу за тебя выполняет фал. Ты прыгаешь, фал натягивается, срывает с парашюта чехол — и купол раскрывается. Все просто, как дважды два, и надежно.

Вслед за Родиным и Якушевым прыгал Быков. Ему-то, маленькому, худенькому, и не повезло. Фал не сработал, и он оказался привязанным к самолету. Все видели, как Быков, словно на огромных качелях, раскачивается под фюзеляжем. Ситуация была критической: втащить Быкова назад, в самолет, несмотря на его легкий вес, было невозможно из-за сопротивления воздуха. Выпускающий, стоящий у выхода и видевший все это, мог, конечно, обрезать фал, но где уверенность, что Быков в страхе не потерял сознание. Обрежешь фал — и обречешь человека на верную гибель. Судьба Быкова была, как говорится, в его собственных руках. Он сам должен был выхватить из пластмассовых ножен тяжелый десантный нож, который входил в экипировку каждого парашютиста, и этим ножом обрезать стропы основного парашюта. Но Быков медлил. Его тело продолжало все так же сильно раскачиваться под брюхом «АН-12». Самолет упорно кружил над полем. Родин и Якушев, уже успевшие приземлиться, погасить купола парашютов, напряженно смотрели за самолетом, за безвольно раскачивающейся фигуркой Быкова. Никто не знал, чем все это кончится.

— Какого он черта медлит? — крикнул Якушев, сорвав с головы и бросив на землю шлем.

Самолет был как раз над ними.

— Нож, — закричал Якушев, сложив рупором руки, — обрезай стропы.

Будто и в самом деле Быков, маленький, язвительный Быков, любивший как бы между прочим подколоть взводного, мог его услышать. Грохот самолета был оглушителен, но Якушев, не на шутку перепуганный, простивший в эту секунду своему сокурснику все прошлые обиды, не унимался.

— Режь стропы, — кричал он охрипшим голосом. — Режь.

В груди Алексея все сжалось от недоброго предчувствия, как в тот день, когда дневальный вошел в казарму и крикнул: «Родин, тебе телеграмма». Как и тогда, сейчас было ощущение непоправимой беды. Самолет делал очередной тревожный круг. И теперь они все вместе — Якушев, Родин, Исмаилов, Малахов — скандировали по слогам:

— Режь стро-пы. Стро-пы режь.

Донеслись ли их крики до него? Или Быков сам сообразил, что ему делать, но в ту же минуту они увидели, что Быков зашевелился, потянул руки вверх и тут же оторвался от чудовищных качелей. Они замерли, следя за его падением, и облегченно вздохнули, услышав хлопок, увидев всплеск купола запасного парашюта. Самообладание не оставило их товарища. Он делал все, как учили его прежде, готовя к прыжкам, уверенно развернул парашют по ветру, завидев землю, сгруппировался, как говорят парашютисты, плотно сжал ноги, крепко держа стропы. Упал тоже как учили, на бок. И в ту минуту, когда он, несколько бледный от пережитого недавно в воздухе, поднялся на ноги, отстегивая подвесную систему, на поле, противно завывая, выскочила санитарная машина, к счастью оказавшаяся ненужной.

Был и еще случай. Но на этот раз во время полетов, когда они на «мигдвадцатьпервых» отрабатывали в зоне технику пилотирования. Спарка, на которой летал самостоятельно в зону курсант Исмаилов, заходила на посадку, и в это время на летное поле выскочило стадо сайгаков, вспугнутое кем-то в степи. Заслышав рев турбин, ошалевшие животные заметались взад-вперед по посадочной полосе. Никто не ожидал увидеть сайгаков под шасси «МИГа», который вот-вот должен был чиркнуть колесами по бетонке, и больше всего, разумеется, не ждал этого Исмаилов. Бетонка кончалась, а сайгаки, словно соревнуясь с ревущей машиной, неслись навстречу своей погибели, обрекая на верную гибель и самолет, и курсанта Исмаилова, не раз вдохновенно рассказывавшего им о степи, ее обитателях и, конечно, о быстроногих, выносливых сайгаках, восхищавших его, сына потомственного пастуха и охотника, своей красотой и совершенством. Успеет ли Исмаилов, убравший скорость, обойти это обезумевшее в своем отчаянии стадо? Это было чудо — шасси уже, казалось бы, касалось разгоряченных мускулистых спин животных, как вожак, а следом за ним и все стадо резко взяло в сторону. Исмаилов, правда, перескочил посадочную полосу, но приземлился нормально…