Вошь на гребешке (СИ)

— Что? — толстячок захлопал соловеющими глазами.

— Сон, — тише выдохнула Милена. Медленно свела веки в щели, наблюдая, как закрывает глаза толстяк. — Всего лишь сон.

Толстяк сник и засопел, подергивая левой щекой в мелкой, неуверенно развивающейся улыбке. Милена подхватила сползающее тело, поправила на сиденье, вложила в обмякшую ладонь шарик. Усмехнулась и побежала дальше. В плоскости люди сохраняют облик, даже утратив суть. Это обманывает всех, лишенных полного зрения. Но для обитателя Нитля отличить человека от твари посильно. Толстячок был — тварь. Некрупная, трусоватая, мерзкая.

— Трупоед, — сквозь зубы прошипела Милена, передернула плечами и оставила встречу позади.

Маришка стояла на пороге бунгало, молитвенно сведя руки и только что не всхлипывая. Ей было холодно спросонья, но упрямая не шла в дом и продолжала негромко звать. Кричать в голос она не решалась: утро раннее, все, вероятно, еще спят. Относительно пропавшей Милены было придумано самое невероятное и худшее, от ночных страхов голос дрожал слезами. Серебро щедро и глупо расплескиваемого сочувствия так и звенело. Милена подбежала, перемахнула перила и встала рядом, напугав внезапным появлением еще сильнее.

— Привет!

— Ой... Ой, да ты вымокла! Простудишься, — Маришка нашла повод для деятельного беспокойства и вмиг забыла прежние страхи. — Иди, тебе нужен горячий душ. Я приготовлю кофе, тут очень хорошая кофе-машина. Или травяной чай? Я нашла в баре мед, еще там коньяк и бальзам, я добавлю.

Смахнув со щеки приятельницы серебряную слезинку, Милена ловко припрятала её в горсти, рассмеялась, ощущая себя наполненной теплом и радостью. За плечи вдвинула Маришку в дом, стащила башмаки и босиком прошлепала в душ. Настроение было замечательным... минут двадцать. Пока Маришка не добралась до дома Паши и не обнаружила там 'овощ'. Трагическими всхлипами она немедленно вызвала сочувствие сонной Варвары и похмельное, неснимаемое ничем, раздражение Носорога. Ругаться он перестал, лишь получив порцию джина.

— Во пруха, врач рекомендует, — оживился Паша, приговорив напиток одним глотком. — Девочки, я бодр, как медведь на нересте.

— Что? — поразилась Варвара.

— Мы с медведем рыбаки, — благодушно пояснил Паша, выглянул на улицу и свистнул. — Геня! Геня, греби сюда. Нам типа — в город, из списка медицины у нас есть только спирт... и тот разбавленный.

— Павел Семенович!

— Я! — выкатив глаза, рявкнул Паша.

— Вы выпимши, вам нельзя за руль, — жалобно сообщила Варвара, надевая пальто и с недоумением забирая свою сумку из пасти собаки. — Ой... Бэль, ты откуда это добыла? Ну, ничего себе. Марина, вы ведь Марина, да? Не переживайте, у вашего мужа все не окончательно плохо. Я, конечно, практикантка и не доктор, но я уверена, что состояние обратимое. Не надо плакать. Павел Семенович, где список препаратов? Надо внести успокоительное.

— Типа да, для меня, — в тон добавил Паша. — Надо, а чо? Правда, надо. Варька, я на рыжих бросаюсь, как испанский бык. Все, ходу. По делу если, машину я взял без документов и вернуть её надо к обеду.

— Боже мой, вас арестуют, — начала переживать Маришка, отвлекаясь от главного горя. — Милена, хоть ты пригляди, я умоляю.

Носорог заржал, нагнулся над вчерашними заветренными припасами, так и ночевавшими на столе. Выбрал мясную нарезку, хапнул пригоршню и бросил на пол — собаке. Бэль сгребла одним движением языка и благосклонно дернула хвостом. Маришка застонала, бессильная прекратить непорядок. Паша хмыкнул и за шиворот выставил на улицу Варвару. Придержал дверь, пропуская остальных пассажиров — Милену и Бэль.

— Прикид типа — по тебе дурка рыдает, — то ли одобрил, то ли осмеял Паша, изучив махровый халат Милены. — А чо? Поедем в бутики. Там все из одной дурки, но, девочки, не из нашей.

— Могу одолжить пальто, — предложила Варвара.

— Сидеть, пристегнуться, не ныть. Такими бабами надо украшать витрину, не уродуя тряпьем, — хмыкнул Паша, пялясь в разрез халата.

С тем и отбыли. Милена смотрела в окно и ощущала, как струйками, по малой капле, копится в душе серость постылой осени. Но сегодня она много внятнее видела, откуда сочится тоска. Город был ей немил. Город содержал так мало серебра и так много фальши, что нуждался в ярком солнце, хоть как-то заполняющем его пустоту. Но тучи наплывали плотнее, лили серость и вымывали следы улыбок с лиц.

— Плоскость, — поморщилась Милена.

— Что? — не поняла Варвара.

— Ваш мир, он определяется нами, как плоскость, — задумчиво повторила бывшая ученица Тэры. — Людям тесно, и растут они, как деревья в неухоженном лесу. Искаженные, слабые. Горы далеко, а болото вот оно, рядом.

— Что, все — чахлые?

— Не все. Вы вполне хороши, — через силу улыбнулась Милена. — Только болото охотнее всего харчит сильных. Я вижу перед собой мир, где нет тяжких потрясений, и люди забыли, что такое настоящая беда рядом, и как надо всем быть вместе. Вас много, вы друг друга давите. И, что мне особенно противно, этот город убежден, что его закон жизни — основа мирового устройства. Сейчас слово вспомню... аксиома.