Вошь на гребешке (СИ)

— Лучше в живот, сильно. Я не анг, не включусь без... стимула, и нет исподников, — скороговоркой зашипела Милена.

— А я не бью женщин. Но для тебя сделаю исключение, это ж вопрос, что ты есть такое.

Паша хмыкнул, покосился на собаку — и исполнил странную просьбу, вложившись в удар от души. Милена успела ощутить толчок и даже боль, когда тело наконец вспомнило, чему обучено и соразмерило ущерб с допустимым ответом. Первым включилось зрение боя, Милена еще летела спиной в стену, пока что не преодолев инерцию, а глаза уже разбирали мелочи, до того вроде бы припрятанные в тенях. Нет описанной Маришкой горы коробок близ двери квартиры, которую в разговоре именовали 'трешкой Горуненко'. Коврики у входов все как один сухие, грязные — их не трясли, да и пол не мыли, хотя та же Маришка говорила про хорошего нового дворника и ухоженность этажа. Хуже иное: взор вууда взблескивает маслянистым багрянцем, что может означать лишь одно...

Пружинисто извернувшись, Милена погасила толчок и зашипела, без внятных слов уговаривая вууда: покажи путь. Сердце медленно, словно бы нехотя, отсчитало удар. Бэль зарычала, на загривке проступили шипы, пусть они только тень в плоскости, но и об эту тень можно здорово повредить руки. Взгляд указал на круглый глазок среднего замка. Милена оттолкнулась от стены, бросая себя к двери и одновременно бережно двигая Пашу в сторону. Основание ладони плоско ударило в замок, в недрах меж двух стальных пластин хрустнуло. Рывком подавая дверь на себя, Милена протекла в щель, норовя прижаться к полу и осмотреть сразу всю квартиру, сколько доступно взгляду. От ближней двери тянуло холодком смерти и живым страхом, от дальней — солью крови и лихорадочной опаской. Вторжение осознали, но пока прислушивались, не успевая за событиями. Вууд прыгнул над головой Милены, снял когтями обои со стены и метнулся, поправив движение, на запах крови.

За спиной выругался Паша. Пульс в висках стукнул, отмечая следующий удар сердца и восстановление обычного хода жизни, вне боя. Милена выдохнула и пошла за вуудом — нехотя, заранее зная, как все нехорошо.

На полу, повизгивая от ужаса, лежал маленький желтый человек, подмятый когтистыми лапами. Бэль неотрывно смотрела в его узкие глаза и пила память о дурном. Это свойство вуудов Милена знала и находила отвратительным: будучи отпущены на волю, донные слои души тяготеют к изучению картин смерти и боли, они ищут возможность удовлетворить жажду неосознанного, что и дает им второе их имя — граничники... Сейчас Бэль изволила не только пить, но и частично делиться с Миленой, от души которой и происходила.

— Херово, — определил ситуацию Паша, шагнув в комнату.

У стены на стуле сидел умирающий желтый старик, его бессильное тело удерживали от падения веревки, глубоко врезавшиеся в кожу. В дальнем углу ребенок лет десяти всхлипывал, прятался от ужаса за слабым заслоном ладоней. Синяки метили оба запястья, но в целом Милена сочла: серьезно не пострадал.

— В соседней комнате труп и живые, — сообщила она Паше.

— Мы чё, следаки? — зло бросил тот, закончив ругаться. — Китайские братья в собственной крови, мать их. Родного деда убиваем с той же улыбкой, что рис варим. Маришку ночью украли желтые?

— Нет.

— Херово. Муть все гуще.

Паша прошел к визжащему человеку, осмотрел пол возле тела. Пнул истрепанную книжку в мягкой обложке, нагнулся, рассмотрел палочки и каракули на листке бумаги.

— Книга перемен, — непонятно пояснил он. — Не врубаюсь. Типа секта?

— Что за книга?

— Не верю сам, но слышал, по ней читают жизнь наперед, от торговой удачи и до глобального облома на весь белый свет. Эй, пискля, русский знаешь? Геня, нажми ему, падле, на точку ё... всеми когтями. Пусть воет со смыслом. Милена, щупай что хотела в темпе, пора валить, спиной чую, совсем пора и даже поздно.

— 'Змея меняет кожу', — просипел китаец с сильным акцентом. — Духи помогают. Отбрось сомнения. Избавься от старого.

— Есть влияние, — поморщилась Милена, пристально глядя на лежащего. — Не ваше, вам так и не скрутить... Если это секта, то мне нужен их хозяин. Он вряд ли человек и он знает много. Связи я поймала, да и Бэль помогла, у вууда на таких... нюх. Что делать со стариком и мальчиком?

— Пацана грохнут, — веско предположил Паша. — При любом раскладе ему каюк. Берем с собой, это глупо, но если кто и знает, что тут за муть, то как раз он. Очухается — пояснит. Деду уже никто не помешает дойти до небесной канцелярии и там искать правду, пусть идет себе, мимо нас. Ходу, спина аж ноет, дерьмо чует. Ба-альшая плюха летит...

Милена склонилась к умирающему, положила пальцы на виски, виновато поморщилась и оборвала корешки, по каким текла боль. Пусть это ненамного ускорит смерть и наверняка сделает её неминуемой, но старику не придется страдать. Складчатые веки с редкими, как осенняя трава, ресницами, дрогнули. Глаза наполнились осмысленностью.

— Духи помогают, — едва слышно шепнул старик. — Только в этом он прав... Ветер велик, он будет мутить зеркало вод и сдвигать скалы.