Вошь на гребешке (СИ)

Влад прикусил губу: он не понял ничего! Почти сразу пришло пояснение. Юг тяготеет к наитию, к слепому бою, когда тело слушает не ума и не сердца, а вдохновения, даруемого духом. Но совместить наитность — с западом?

Снова вспыхнуло воспоминание и захватило все сознание Влада. Там Лэти выразила сомнение движением брови. В наитность нынешнего запада она не верила. Наитность, если вспомнить старые рассказы, иной раз доставалась от рождения, но чаще прирастала после взятия опыта по второму лучу — восточному. А все знают, что восток на якорях.

— Сама гляди, — буркнул Ахаш. — Не понимаю. Но повторю, наши не при делах, я не думаю о них дурно. Им не по силенкам.

Ахаш шагнул в сторону. Двое других дозорных тоже расступились. Лэти смогла рассмотреть без помех середину поляны. Тронутый ржавчиной клинок был отчаянно, по крестовину, вогнан в корни... На пятачке вокруг него снега не осталось: протаял до старой травы.

— Вернул миру, — шепнула Лэти, едва имея силы сберечь хотя бы внешний покой. Рукоять и крестовину она узнала с первого взгляда и вежливо поклонилась клинку Тоха, отпущенному в новый выбор годной руки — или в то дело, что предназначит себе рудная кровь без людских подсказок.

— Тох имел склонность к западу, — позволил себе высказаться младший из людей Ахаша.

— И его клинок, — согласилась Лэти. Голос дрогнул: — Самый быстрый клинок Арода... Невидимка в бою.

Снова уважив клинок поклоном, Лэти перевела взгляд на кромку снега. Домыслы мало что объясняли. Если клинок и помогал кому-то, где этот человек? Корка проталины спеклась с горячей, а недавно даже и горевшей травой — и заново застыла. Круг льда вышел неровным, искажение сперва выглядело случайным, но постепенно наметилось в нем понимание движения первичного удара силы. Лэти тронула ножны, положила ладонь на спину буга. Руд сосредоточено заурчал, щурясь и плотнее ложась брюхом в снег. Усы распушились, помогая вчуяться.

— Там, — указала Лэти.

Сама глянула в выбранном направлении. Два ствола опушки чуть раздались, меж ними просторно поместился прогал, и снег там нарос выше и откатился дальше, нарушая равномерность кольцевого вывала своеобразным пузырем. Ахаш неизменным движением, годным к любому случаю, толкнул подбородком ключичную ямку — и зашагал к пузырю. Склонился, втиснул пальцы в лед, рявкнул и поддел, взломал, глубже поддел — и снова взломал. Так он и исподников брал — без клинка и иных хитростей. Так он и сухостой валил, играючи вырывая волокна из стволов.

— Есть, — на выдохе сообщил огромный анг. Подумал и добавил: — бережно надо. Ты сама, уж постарайся.

Лэти спрыгнула с буга и шагнула вперед. Руд подкрался следом, заглянул в нору, созданную усердием Ахаша.

В мягком глубинном снегу обозначились только лоб и часть скулы. Ребенок? Поверить было невозможно, но и сомневаться не приходилось.

Лэти охнула, не помня себя, ощутила в ладони горячую рукоять и шепнула клинку — 'не подведи'. Она была вальзом, и силе предпочитала дух. Она не обладала мощью Ахаша или яростной упорностью Тоха — но клинок её был зряч, способен вспыхнуть теплой алостью и глубоко рассечь лед, при этом касаясь людской кожи так, как шершавый язык буга — и не больнее. Лед кипел на лезвии, пузырился и истекал паром — а кожа приятно грелась, не обожженная, не потерявшая даже мелких волосков... Полыхнула куртка ребенка, спящего ледяным сном. Ткань оказалась дурной работы, не в Нитле выделанная. От жара она даже не тлела — текла и норовила впиться в кожу жгучими каплями, и продолжала там — гореть и вредить.

— Гадость, — расслышалось у самого уха.

Рука Ахаша дотянулась и собрала ткань, смяла, потянула на себя. Клинок шел по контуру тела, одному ему ведомому. Дозорные готовили одеяла, настои. Грели за пазухой, на коже, сонные корни, способные быстро зарастить рваные раны — вдруг и такие будут?

Ребенка добыли из завала в считанные мгновения. Уже выделяя из сплошного кома льда его руку, клинок нащупал второе тело, совсем холодное. Лэти скрипнула зубами и не позволила себе ругаться. Тох как-то сказал: дамам не идет то, что украшает даймов... Она запомнила — и более не повторяла вслух любимые бранные слова брата.

— Чем это их? — задумался Ахаш.

Руку мальчика и второго человека — взрослого — нечто из мертвой стали смяло в крошево мелких костей. Орудие врага не добралось в Нитль, но натворить успело немало.

— Глубокая складка, многослойная. Кто из них запад? — задумалась Лэти.

— Пацан — наитный, — упрямо гнул свое Ахаш, по обыкновению успевший составить мнение. Безосновательное, но, как часто с ним случается, может быть и вполне верное. — Наитный, как я.

— За лекарем, — бросил младший анг и умчался.