Восхищение

– Если хочешь, – говорю, – возьми очки со шляпой, и пойдем уже сядем.

– Ты мне не веришь, а так и есть. На похоронах могут находиться только дети. Если взрослого пригласят, то он больше никогда оттуда не вернется. Уйдет вместе с мертвым. Взрослый слишком тяжелый. Груз жизни не даст ему выкарабкаться.

– Пора переставать смотреть телевизор, – бормочу я. Хотя, наверное, дело не только в телевизоре. Сейчас на детей вываливается отовсюду столько информации, что они просто не успевают все переварить. Вот и выдумывают всякое.

Электричка начинает притормаживать на какой-то очередной безымянной станции. За окном мелькают покрытые зеленой мякотью деревья.

Юлька подхватывает вещи и бежит по вагону к рюкзачку. Запихивает сначала очки, потом шляпу. Улыбается, довольная.

Я говорю:

– Ты мне никогда не рассказывала про похороны… вещей.

– Ты же не спрашивал. Мама тоже не спрашивала.

– Тебе снился дедушка?

– Очень часто. Мне снилось, что он ищет свой пиджак и какой-нибудь галстук. Будто не успел одеться перед тем, как…

Снова сбивчивый детский голосок звучит чересчур серьезно. Мне кажется, что где-то внутри Юльки скапливается то самое «перевозбуждение», которое потом с шумом вырвется наружу.

– И поэтому ты решила закопать его вещи. Чтобы дедушка их как бы нашел, да?

– Похоронить, пап, – морщит носик Юлька. – Я выкопала могилку у нас на даче, положила туда пиджак и галстуки – пять штук, на выбор, – потом прочитала молитву, как тот дядя на похоронах, бросила ком земли и только потом прикрыла землей.

Она именно так и говорит: «прикрыла землей».

Электричка останавливается. Я вижу пустынную бетонную платформу, тянущуюся в бесконечность, среди обступившего леса. Слышно, как открываются двери.

– Сама догадалась или кто рассказал?

– В голову пришло. – Юлька пожимает плечами и вдруг теряет к разговору интерес. – Я не помню.

В вагон никто не заходит.

«Осторожно, двери закрываются».

Электричка едет дальше.

Я мну в руках газету, но понимаю, что не могу прочесть ни слова. Стоит один раз оказаться с ребенком без Аси, и сразу узнаешь много нового.

На секунду – или чуть больше – вагон погружается в темноту. Проехали какой-то тоннель.

– Вот, папа, вот! – кричит Юлька и подпрыгивает с места. – Ну как же ты НЕ ВИДИШЬ?

Признаться честно, я увидел. Спящий через два ряда на двух сиденьях человек пропал. Именно в тот момент, когда стало темно. Упал или еще что…

Я вскакиваю, подбегаю туда, где он только что был. На сиденье пачка сигарет и зажигалка. Больше ничего. Хватаю пачку. Внутри три сигареты, крошки табака. Оглядываюсь. В вагоне нас сейчас семь человек. Три бабушки, еще один спящий, мы с Юлькой и девушка лет двадцати.

– Чертовщина какая.

Юлька чуть ли не подпрыгивает от возбуждения. Хватает зажигалку, крутит-вертит.

– Пап, я же говорила! Я же говорила, ВИДИШЬ?!

Ей легко, она ребенок. А я ловлю себя на мысли, что уже ищу рациональное объяснение. Что-нибудь про оптические обманы, розыгрыши, усталость. Во взрослой жизни чудес нет, но всему приходится искать оправдание.

Подхожу к бабушкам.

– Вы там человека спящего не видели? – спрашиваю. А сам мну сигаретную пачку вспотевшими пальцами.

– Да они всегда тут спят, – отвечает одна. – Углядишь за ними, как же.

Снова мелькает темнота. Проехали под мостом. Что-то задребезжало и гулко лязгнуло. Электричка начала притормаживать.

Юлька берет меня за руку, бормочет:

– Пап, я зажигалку возьму, ладно?

Сдалась ей эта зажигалка…

Очень хочется выйти. В вагоне душно. Мысли делаются рассеянными. Перебираю в уме тысячи причин, по которым мог бы отказаться от поездки. Хотя на самом деле ни одна бы из них не сработала. Сегодня у меня выходной. Я сижу дома с дочкой. Так почему бы не смотаться за город к бабке, которая (единственная, блин, на всем свете) отлично вправляет шейные позвонки. Ася позвонила с утра, попросила отвезти, раз подвернулся удачный день. Разве я мог отказаться?

Электричка, дернувшись, останавливается.

Прищурившись от яркого солнца, разглядываю название станции на табличке у платформы. Размышляю над тем, что если выйти сейчас, то можно добраться до бабкиного поселка на маршрутке минут за пятнадцать.

Со скрипом раскрываются двери. Я почему-то жду, что в вагон зайдет человек, который тут раньше спал, и начнет искать сигареты и зажигалку. Может быть, у него даже будет объяснение произошедшему. Вполне себе рациональное. Взрослое. Но никто не заходит.

Юлька тянет меня за руку. Мы возвращаемся к своим местам. Юлька запихивает в рюкзачок зажигалку и звонко хрустит застегиваемой молнией.

– И ее тоже похоронишь? – спрашиваю.

– Обязательно. Я не хочу, чтобы ко мне кто-нибудь приходил во сне. А если этого дядю сожрала чернота…

Голосок ее тонет в протяжном скрежете. Электричка резко дергается – я едва успеваю подхватить дочку, – проезжает пару метров и застывает. Двери у нее не закрываются.

Ну, что еще?

– Кажись, опять поломатые вагоны пустили, – громко говорит одна из бабок. – С прошлой осени так! Двери где-то заклинило. Ну, теперь стоять часа два будем.