Восход

Пожилая женщина развешивала белье на балконе этажом выше. Ее муж поливал цветы. Весело щебетала птичка в клетке. Было воскресное утро.

Супруги оторвались от своих дел.

— Доброе утро, кириос и кирия Папакоста, — приветствовал их мужчина. — Ти канете? Как дела?

Его слова звучали так обыденно. Стандартный вопрос повседневной жизни, на который невозможно дать ответ. Вокруг них был опустевший город, люди горевали о потерянных родных и домах, но тем не менее цветы надо было поливать, а птиц кормить.

— Жаль кириоса Маркидеса, — выразила соболезнование его жена.

У Афродити пересохло во рту. Они не останавливались в Никосии больше двух лет. После открытия «Восхода» они были постоянно заняты.

Госпожа Лоизу поняла, что означает вежливая улыбка Афродити, и вопросов не задавала.

— Меня никто не спрашивал? — поинтересовался Саввас.

Афродити, затаив дыхание, ждала ответа.

— Вроде нет, — крикнул сосед сверху.

Маркос не объявлялся. Афродити открыла входную дверь и включила свет в вестибюле. По крайней мере, в доме было электричество. Они поднялись на третий этаж, и Саввас открыл дверь ключом. Все было так, как оставили ее родители, когда приезжали сюда в последний раз.

Афродити чуть не задохнулась: в квартире сильно пахло плесенью. Она бросилась открывать окна и ставни — хотелось поскорее впустить свет и воздух.

Саввас почти сразу же направился к выходу.

— Хочу узнать, что происходит, — сказал он. — И посмотрю, может, какие-нибудь магазины работают. Похоже, в некоторых районах уже налаживается жизнь.

Афродити была рада остаться одна.

Несмотря на неприятный запах, в квартире было чисто. Она казалась раем по сравнению с хаосом, в котором они жили последние недели. Все выглядело таким прочным и основательным, совершенно непохожим на их собственную квартиру в Фамагусте, оформленную в минималистском стиле семидесятых. Родителям нравилась тяжелая мебель, изготовленная по образцам старинной. Ее обивка в красно-коричневых тонах и цвета бургундского вина делала интерьер мрачноватым.

Квартира навеяла Афродити воспоминания. Здесь протекали ее детские годы, когда все, включая время, казалось огромным и бесконечным. Визиты бабушек и дедушек, дни рождения и именины, игры с братом — все всплыло в памяти. Она могла поклясться, что в угловом буфете еще хранятся деревянные игрушки.

Вещи родителей были покрыты пылью, но не повреждены. Главным предметом в комнате был стол из темного дерева, покрытый белой кружевной скатертью, в центре стояли фотографии в рамках. Свадебные снимки (черно-белый — Артемис и Трифонас Маркидес, цветной — Афродити и Саввас), карточки двоих крестников и несколько фото Афродити, когда она была маленькой девочкой с косичками до талии. На одной фотографии, сделанной пять лет назад, Трифонасу Маркидесу вручают награду. Он держит металлическую пластину, на которой выгравирован корабль. Сама пластина висит теперь на стене: «Вручается Кипрской торговой палатой Трифонасу Маркидесу за заслуги в развитии экспорта». На фотографии политик пожимает ему руку.

На самой большой фотографии, установленной в самом видном месте, — ее брат Димитрис на церемонии вручения дипломов в Лондоне. Он преисполнен гордости, и ему очень идет квадратная шапочка магистра и отороченная горностаем мантия. Фотография вставлена в серебряную, богато украшенную рамку. Справа — его имя и даты жизни.

Такую же фотографию можно увидеть на огромном могильном камне неподалеку. И с теми же словами: «Всегда будем помнить. Никогда не забудем».

За последние несколько месяцев трагическая история, когда жизнь насильственно прерывается на пике юности, повторилась тысячи раз. Что бы там ни говорили, а конфликт возник не сейчас. Многие годы он губил жизни и разбивал вдребезги надежды.

Далеко в Англии Артемис Маркидес смотрела на ту же самую раздирающую душу фотокарточку каждый день.

Афродити почувствовала, будто чья-то невидимая рука мучительно сдавила ее сердце. Она опустилась на краешек дивана. Боль, накопившаяся за последние недели, месяцы и годы, взяла над ней верх. Все исчезло — брат, отец, мужчина, которого она любила. Ничего не осталось из того, что было ей дорого.

Она надеялась снова встретиться с Маркосом в Никосии, но катастрофа, обрушившаяся на остров, оказалась еще более чудовищной, чем им представлялось. И все-таки рано или поздно он должен будет привезти ключи от «Восхода». Она цеплялась за эту призрачную надежду.

Тошнота снова подступила к горлу, и Афродити бросилась в ванную. Там ее вырвало. Выпрямившись, она бросила взгляд в маленькое зеркало на дверце шкафчика. И остолбенела от потрясения. Впервые за несколько недель Афродити видела свое отражение: исхудавшее, костлявое лицо, белое, словно рубашка, которую повесила на просушку соседка. Волосы спутались и поредели, глаза ввалились, кожа на шее стала дряблой. Удивительно, что госпожа Лоизу вообще ее узнала. Афродити умылась и вытерлась полотенцем, которое затвердело от времени.