Восход Чёрной Луны

   Безумие короля проявилось в этот момент как нельзя ярко: глаза вылезли из орбит и изошли красными прожилками, лицо исказилось до неузнаваемости, приняв ужасающий вид, на бороду полетели брызги слюны. Бэрон даже удивленно поднял безволосую бровь, не ждав от конунга эдакого припадка. Можно было предположить, что стой наследник трона чуть ближе к отцу, тот пробил бы ему голову рунической секирой, прислоненной к трону.

   - Я воспитывал тебя воином, а не поэтом! Нечего сыпать мне красивыми словами! - продолжил бесчинствовать Гуннар, тяжело ступая к сыну.

   - И как воин я не могу закрывать глаза на такую подлость, до которой дошел ты, - уверенно ответил Дагмер, выкатив похожую на каменное колесо грудь навстречу отцу.

   - Как осмеливаешься ты, щенок, на медведя лаять?! - ручищи Гуннара вцепились в кольчугу Дагмера. - Пользуешься тем, что ты мой единственный сын, а матерь твою отравили недоброжелатели, изменники и бунтари, вроде Бьерна Молотобоя? Это не менее подло, нежели окончание войны таким методом, разве нет? Спроси у присутствующих в этом зале уважаемых дварфов, сколько среди них не желает конца кровопролития!

   - Я не хотел этой войны, но раз мы ее начали, то должны закончить, как воины, как мужчины, как сыны богов! - стоял на своем Дагмер. Брови юного наследника опустились к носу, образовав изломанную дугу, всем своим видом сын короля демонстрировал, что не уступит на этот раз. - Я давно призывал пойти на мировую с Бьерном, но тебе захотелось полить кровь подольше! Я не случайно вызвался идти на битву с ним и вести стейнаров и дело вовсе не в инициации! Я собирался обсудить с ним условия мира!

   - Что?!!! - заорал Гуннар, побагровев, словно свекла. В ярости он ударил Дагмера по лицу похожим на молот кулаком и тот отлетел назад, все же устояв на ногах. - Не знал я, что мой родной сын так со мной обойдется, - прорычал конунг, тяжело дыша и гладя на наследника, точно голодный волк на олененка.

   - Послушал бы ты сына, конунг, - задребезжал голос Асрада, следом появился сам чтец рун. Выстукивая посохом каждый шаг, он приблизился к Гуннару. - Боги не желают войны, а убивать своих братьев величайший грех. Я же говорил тебе, ты навлечешь беду на свой народ, если продолжишь творить это зло.

   Гуннар сначала даже не замечал старца, но, когда Асрад продолжил увещевать его, перевел свирепый взгляд на него. Кулаки горного короля сжались и задрожали, на что мудрец ответил отступлением на два-три шага. В отличие от молодого крепко сложенного Дагмера, советник мог получить гораздо более весомую травму или вовсе умереть, приняв удар Гуннара. Бэрон же наблюдал за происходящим с трудом скрывая злорадство и ждал последующих действий неуправляемого монарха в предвкушении насилия. Единственное, что слабо взволновало темного лицемера, не хватит ли Сребробородого удар. Не по плану получится.

   - Да что же это, о, великий Один?! - возгласил Гуннар, подняв глаза к потолку. - Я и не ведал, что меня окружают изменники! Как же глубоко вы забрались!

   - Никто не придавал тебя, король, - молящим голосом проговорил чтец, теснясь от невменяемого наместника богов. - Ты сам обвинил Бьерна в измене, потому как его слуги отказались оставлять шахты, которые арендовали у тебя. Ты сам заставил их уйти из-за башни Ундалиона.

   - Ты не знаешь и половины! Убирайтесь с глаз моих, оба! - закричал Гуннар, тыча в сына и чтеца рун растопыренными пальцами. - Убирайтесь и благодарите меня за то, что оставил вам жизнь! Молот Вселенной будет запущен завтра же!

   Бэрон, ожидавший иного, сник и разочарованно покачал головой. Однако спорить с венценосцем в момент припадка дело гиблое и Зверь это прекрасно понимал. Прибившись к выходящим полководцам, он покинул зал, презрительно косясь на Гуннара. Владыка Асгисла не обращал внимания на своих подчиненных. Он сел на трон и обхватил голову руками. Дверь закрылась, стукнув тяжелыми запорами, и мрачный король остался наедине со своим безумием.

Глава 11

   Ночь выдалась светлой, и Ксандору не хотелось спать. Дело было не в предвидении Тетаэля и Эландры. Просто какое-то беспокойство укоренилось в глубине его сознания, и объяснить его причину было сложно - слишком многое подействовало на его появление. Частично оно касалось возникшей неопределенности, частично - близящегося праздника, который, должно быть, сильно отличался от всех мероприятий, где воин бывал раньше, в своем мире. Он измерял комнату шагами уже час с момента расставания с друзьями. За то время, что он этим занимался, залитый молочным светом ночной звезды ковер стал для него родным.