Восход Ганимеда

– Внутри полный сервоприводный остов, – согласился Вадим. – Но при этом – она человек. Мы же не считаем киборгами людей, которые носят в себе искусственное сердце или кому заменили больные суставы… Нет, Николай Андреевич… У нее много протезов, но все внутренние органы и мышцы на месте и функционируют так, что позавидуешь. Хотя если правильно расставить акценты, то рентгеновский снимок может ввести в заблуждение любого разведчика, но я вам докладываю – она человек. Сильная, здоровая женщина с собственной памятью, внутренним миром, чувствами… Это чудо, но чудо, совсем не похожее на желаемого биомеханического бойца, скорее она – его противоположность. Она человек, излеченный от тяжелейших травм при помощи абсолютно новой технологии биопротезирования. При желании, я могу повторить опыт Колвина, его ноу-хау для меня больше не секрет, я тоже не сидел сложа руки все это время, но результат будет тем же.

– Постой! – перебил его длинную тираду Барташов. – А как же твои машины? Те, что бегают у тебя за стеклом, в лаборатории? Если соединение плоти с искусственными костями для тебя больше не проблема и ты раскусил технологию Колвина… тогда в чем эта проблема?!

Колышев на секунду задумался. Очевидно, он мысленно подбирал понятные для Барташова слова.

– Проблема в том, что живую ткань нужно питать, чтобы она, в свою очередь, «кормила» биопротезы костей, то есть эндоостов машины, тепловой энергией.

– Ну? – теряя терпение, начал напирать генерал. – Это я понимаю и без тебя. Я спрашиваю, в чем проблема?

– Проблема во внутренних органах, во всем организме, в конце концов, – не выдержав, повысил голос Вадим. – Это же не дизель у танка, налей соляры – и вперед! Нужно полноценно кормить миллионы различных клеток, необходимо пищеварение, кровообращение, дыхание…

– Но ты же сам сказал, у Лады все это есть и работает как положено!

– Да, но у нее на плечах голова, – напомнил Колышев. – Голова, а не компьютер. Человеческий мозг, который управляет органами. А что я поставлю на свои сервомашины? Я дам им тело, внутреннее строение, а что будет этим руководить? Нужен мозг, которого нет. На данный момент нет. Нет такого компьютера, который был бы способен подменить миллион повседневных, неощутимых и незаметных для нас функций центральной нервной системы. Над этим работают. Но решение может прийти завтра, или через месяц, или вообще никогда…

– Вот ты, гад, меня утешил… – едва слышно произнес Барташов, тихо припечатав кулаком по столу.

– Я не гад… – ощерился Колышев, который все же услышал замечание генерала.

– Ну, извини, это так, вырвалось. Связка между словами, чтоб не сморозить покрепче.

– Я ученый, не меньше, чем им был Колвин, – внезапно заявил Вадим, встав с кресла и выпрямившись по стойке смирно. – У меня несколько иные принципы и свои собственные амбиции, но я ученый. А погоны на плечах – это лишь дополнение к профессии.

Барташов зло посмотрел на него снизу вверх и вдруг криво улыбнулся:

– Смотри, философ, погоны-то черт с ними, как бы башка с этих плеч не улетела. Помнишь, что я тебе говорил в самом начале? Или уже забыл? Напомнить?

Вадим молчал.

– Я напомню. – Барташов сцепил пальцы рук так, что они побелели. – Я расконсервировал «Гаг-24» на свой страх и риск, используя служебное положение, так сказать. Расконсервировал потому, что сил моих больше не было смотреть, как наших пацанов кромсает в разных горячих точках. Потому что «Гарри Трумэн» над моей башкой – это не гарант мира, а прелюдия к новой войне. Потому что сфера национальных интересов США уже скоро распространится на мой собственный сортир, если не дать им понять, что мы тут тоже кое-что умеем делать и у нас есть СВОЯ сфера национальных интересов и безопасности. Ты понял мои мотивы, майор?

Колышев кивнул. Не стоило доводить генерала до повторных откровений. Все это он знал и слышал раньше.

– А теперь знай, меня взяли в оборот. Пока что терпят, я успел вовремя заткнуть пару глоток, но только пока. Если через два месяца мы не продемонстрируем им нечто действительно сногсшибательное, «Гагу-24» каюк и мы с тобой еще позавидуем Антону Петровичу. Ты понял?

Колышев кивнул. Генерал воспринял бледность, пятнами выползшую на лицо Вадима, как признак понимания, он представить себе не мог, что, говоря о собственных интересах и амбициях, Вадим сказал больше правды, чем сам того желал. У него действительно присутствовали свои мотивы работы в «Гаге» и… свой заказчик, которого Колышев боялся во сто крат больше, чем всего Министерства обороны, вместе взятого.

Он понимал лучше, чем Барташов, – провал означал смерть. Не политическую, не научную, а реальную… физическую.

Отсюда истекала его решимость идти до конца, во что бы то ни стало.

* * *

Когда Лада снова пришла в себя, сумрак отступил, вокруг было светло, даже слишком. От ярких, бьющих в глаза ламп ей пришлось зажмуриться.

Рядом послышались шаги, что-то щелкнуло, и ослепительные солнца вокруг погасли.

Она вновь открыла глаза.

Рядом с ней стоял человек в серой просторной одежде. Его маленькие глаза смотрели на нее внимательно и изучающе.