Восход Ганимеда

Офицеров, которых только что чудом отнесло от больших неприятностей, уговаривать не пришлось. В эту минуту покинуть кабинет Барташова, сохранив при этом погоны на плечах, было тайной надеждой каждого из них, поэтому помещение опустело будто по волшебству.

– Садись, Вадим, – мрачно произнес Барташов, когда дверь кабинета наконец закрылась. – Садись и докладывай. Все подробно, безо всяких фортелей.

– Так точно… – Колышев сел в указанное кресло. Вид у него был не менее сумрачный, чем у генерала.

– Где вы его нашли? – спросил Барташов, нервно закурив.

– В семнадцатой районной больнице. По словам врачей «Скорой помощи», их вызвал дворник, убиравший в парке листву, неподалеку от дома Колвина.

– Что он мог там делать?

– Понятия не имею. Дворник увидел лежащего на аллее человека и поначалу подумал, что это пьяный. Потом, разобравшись, что к чему, вызвал «Скорую».

– Сердечный приступ?

– Нет, инфаркт, осложненный инсультом в коре головного мозга. Когда прибыла бригада реанимации, Колвин уже пребывал в состоянии клинической смерти.

– Его откачали?

– Да, им удалось по дороге в больницу завести его сердце при помощи высоковольтного разряда. Но в данный момент положение не из легких. Кровоизлияние в мозг повлекло за собой паралич. Сейчас он не может ни говорить, ни двигаться. Находится в отделении реанимации, на искусственном кровообращении и насильственной вентиляции легких.

– А врачи? Что говорят врачи?

– Ничего. Да в таком положении давать какие-то прогнозы может только идиот, – мрачно резюмировал Колышев. – Колвина насильственным образом выволокли с того света. Что тут можно прогнозировать?

– Да, я понимаю… – Барташов встал и прошел по кабинету из угла в угол. – Эх, Антон, Антон… Не за те идеалы ты уцепился… – сокрушенно произнес он. – Я же говорил ему, забудь. К черту ему нужны были все эти старые обиды!

– Я думаю, что дело не в этом… – осторожно произнес Колышев.

– А в чем?!

– Возможно, он узнал о нашей операции. Я имею в виду инцидент в парке.

– Думаешь? – Барташов остановился, машинально сгреб пальцами свой мясистый подбородок и покачал головой. – Может быть… Но я же просил его: давай работать, так нет, уперся – бесчеловечно, бесчеловечно… А посылать наших ребят на смерть к этим долбаным моджахедам – это человечно?! Я же не в свой карман гребу, мне нужна машина для войны, чтобы пацаны не гибли в горах. А он… – генерал отпустил подбородок и безнадежно махнул рукой.

– А он не доверял ни вам, ни мне, никому… – дополнил его мысль Колышев. – Оперировал исключительно сам, окружил операционный стол ширмами и переносными рефлекторами, чтобы ослепить объективы возможной видеоаппаратуры, ни с кем не разговаривал, в том числе и со мной. Извините, Николай Андреевич, но обиженные так себя не ведут. Подобным образом действуют люди, которые подозревают всех и вся в злом умысле.

– Да знаю я все. – Барташов сел, опять безнадежно взмахнув рукой. – Не волнуйся, то, что он делал с этой девочкой, отснято, и не в одном ракурсе. Пришлось вмонтировать видеокамеры в хирургические лампы, висевшие прямо над его головой. В конце концов, он сам своим упрямством спровоцировал и операцию в парке, и все остальное… – Барташов поднял взгляд и вдруг спросил:

– Ты лучше скажи, что делать дальше, Вадим? Я ведь позавчера был на докладе у министра обороны…

– И что?! – нервно вздрогнул Колышев.

– Ничего. Доложил. Я ведь не знал, что Антон выкинет такой фортель!

Барташов помолчал, а потом добавил:

– Через два месяца должна быть первая демонстрация, а потом боевые испытания. Вот так-то, брат… Обманул нас Антон Петрович, обвел вокруг пальца. Вылечил свою Ладушку и ушел в глухую… Что теперь с него возьмешь, с парализованного?

– Да, ситуация дерьмовая… – согласился Колышев.

– Ты не попугайничай. Дерьмовая или нет, нам с тобой жить дальше, потому как повязаны одной веревочкой. Хочется, не хочется, можем, не можем – забудь про такие слова, понял? Над ней нужно работать, через два месяца отсюда должен выйти киборг или по крайней мере нечто очень на него похожее. Если провалим испытания, сам знаешь, что с нами будет.

– Я-то понял, Николай Андреевич. В принципе, не так уж сложно втереть кому-то очки, тем более из верхушки… – он демонстративно закатил глаза – С этим «ноу проблем», как говорят наши западные коллеги. Антон Петрович действительно совершил чудо – он превратил калеку, бродяжку с переломанными костями, в стройную, привлекательную женщину, у которой восемьдесят процентов плоти, заново выращенная, регенерированная ткань, куда внесены ощутимые генетические улучшения…

– А что внутри? Не забыл?