Восход Ганимеда

Откровенно говоря, Сергей не любил жителей Азии. По своей наглости и развязности они могли поспорить с любым «чехом», но те были смуглыми, сухощавыми и хотя бы походили на бойцов, а эти вызывали чувство, схожее с брезгливостью, какое испытываешь к шакалам, роющимся в облепленных мухами остатках тигриного ужина.

– Салам, начальник… – Таджик остановился в двух шагах от Рощина, широко расставив ноги.

– Здравствуйте, – коротко ответил капитан, спокойно и испытующе посмотрев на здоровенного, нависающего над ним детину. Был Рощин ниже него сантиметров на тридцать, но едва ли уступал в силе и ширине плеч. О ловкости говорить не приходилось, не с чем было сравнивать.

Пауза начала затягиваться.

– Машины едут… – не то сообщил, не то пожаловался таджик, прислушиваясь к отдаленному рокоту. – Надо пропустить, а? – Он вопросительно посмотрел на офицера.

Рощин прищурился, глядя в его маленькие, похотливые, чуть раскосые глаза, и медленно покачал головой.

– У меня приказ, – коротко и однозначно ответил он. – Если это едут обычные машины, мои бойцы их осмотрят и пропустят.

– А если нет? – сощурился в ответ посетитель.

– Тогда мы их задержим.

– Зачем задержим?!

– У меня приказ, – повторил капитан. – Есть соглашение между Москвой и Душанбе.

Слова офицера произвели на таджика самое тягостное впечатление.

– Слушай, Душанбе, что Душанбе?.. Душанбе далеко, Москва – вообще, – он даже чуть присел от волнения. – Давай, смотри – никто вокруг! Душанбе не видит, Москва не видит, два мужчины бьют по рукам, якши?! – С этими словами он открыл принесенный с собой кейс и на вытянутых руках протянул его под нос Рощину.

«Очень своеобразный способ дипломатии… – с трудом сдерживая подкатившую к горлу ярость, подумал капитан. Ясно, – МГИМО не кончал, зато пробороздил окрестные горы и равнины на своем „мерсе“, если мешаешь в кучу „якши“ и „салам“. Космополит хренов…»

В «дипломате» ровными стопками лежали десятидолларовые купюры. «Тысяч двадцать, – прикинул Сергей, спиной ощущая, как напряглись двое страховавших его сзади бойцов. – Дешево за нашу кровь…»

– Закрой чемодан, а то баксы просыпешь… – спокойно и негромко произнес он, но бойцы за спиной, которые хорошо знали своего взводного, еще больше напряглись от этой тихой, будто не со зла оброненной фразы.

Таджик, еще не сообразив, в какую сторону зашли переговоры с русским капитаном, послушно закрыл кейс и разогнулся, глупо и нагло ухмыльнувшись.

Капитан Рощин слыл в дивизии командиром спокойным, даже уравновешенным, но существовали в его жизни ситуации, которых он не прощал.

Слишком много крови было пролито на его глазах: он видел ребят, сгоревших в танках на безымянном блокпосту в Дагестане после налета чеченских «духов», он погибал вместе со своим взводом в Абхазии, форсировал Терек и брал Грозный, он видел и пережил такое, что не укладывалось ни в человеческий разум, ни в кадры хроники – никуда, поскольку не существовало в природе настоящей цены одной-единственной жизни, как не было меры для измерения того количества человеческого горя и отвращения к войне, которое смогла бы вместить в себя память конкретного человека…

Но самыми страшными в жизни офицера оставались моменты, когда вся эта кровь вдруг начинала рваться наружу, выплескиваться из тайников души командира…

Таджик, пытавшийся купить капитана, понял это, встретившись взглядом с Рощиным, но слишком поздно для себя…

Удар ноги, обутой в шнурованный армейский ботинок, пришелся точно в переносицу. Голова таджика мотнулась назад, как в кино, издав глухой чавкающий звук, словно от пощечины, а Рощин уже пружинисто приземлился на обе ноги. Его глаза посерели от вырвавшейся наружу ярости. Не останавливаясь, он ухватил за ворот обмякшего детину и поволок его к машине, словно куль с дерьмом.

Два сопровождавших хозяина охранника дернулись было вперед, но моментально остыли, встретившись взглядом с бешеным русским. Кейс, ручка которого была зажата в сведенных судорогой скрюченных пальцах неудавшегося взяточника, волочился по пожухлой траве склона, подскакивая на камнях.

Рощин, без особых усилий протащивший грузное тело, остановился подле машины и разжал пальцы.

– Мы не продаемся, – произнес он, когда тело безвольно стукнуло о сухую, исстрадавшуюся без дождя землю. – Вам еще пару тысчонок лет пасти своих коз и глотать гашиш, чтобы понять – почему. Если нам в спину будет сделан хоть один выстрел, сровняю с землей ваш поселок, к чертовой матери… – Он говорил тихо, внятно, а гул с той стороны реки все усиливался, приближаясь к позициям роты…

«Дождь так и не пошел…» – с досадой подумал капитан, возвращаясь к КП.

Сзади испуганно хлопнула дверка и мягко заурчал мотор.

На душе Рощина вдруг стало муторно, будто только что окунулся в чан с дерьмом.

«Вот поэтому ты до сих пор не генерал», – язвительно подсказал ему внутренний голос.

* * *

– Это была попытка дать взятку, да? – заинтересованно осведомился замминистра, с трудом заставив себя оторвать взгляд от плоского экрана фирмы «SONY», на котором только что развернулось прелюбопытнейшее, с его точки зрения, действо.