Восход Хепри

Ипи подошёл к оливковому дереву и сорвал несколько плодов. Какая-то птица опустилась на одну из пальм, или же взлетела с неё, но ветвь продолжала колыхаться, осеняя своей тенью лицо мёртвого подносчика. Он не мучился — древний и надёжный яд — вначале усталость и слабость, а потом останавливается Сердце. И обычно во сне. Тело подносчика начало бледнеть, уподобляясь цветом траве, на которой лежало, и одинокая пальмовая ветвь, на которую села птица, стала ему последним опахалом или же — первой плакальщицей. Жирный зеленобрюхий слепень сел на лицо мёртвого слуги — и как эти твари чуют добычу? Ипи смахнул ветвь оливы вложив в удар меча всё своё отчаянье, и отогнал назойливую тварь от Праведногласого. «Никто не знает, что пишет Сешат, на папирусах Шаи по приказу Маат Нефер-Неферу. Только что, они с Величайшим, желая одарить слугу, не могли и подумать, что дар примут служки храма Анпу. Но, скоро, совсем скороИпи станет Посвящённым Жрецом Маат и Хранителем Храма, и будет ему в пору шкура пятнистой кошки, которую, пока что, он носит как ученик, хотя и начинает овладевать Таинствами, но тогда, тогда… Сама Владычица Истин, Хранящая, Дарующая и Отнимающая, прочтёт ему Свитки судеб смертных и судеб великих царств!» — голос наследника прервал мысль Ипи Ра-Нефера:

— Чего же мы ждём, Ипи? — воскликнул Наследник, — снесите тело несчастного в его колесницу, — Тути-Мосе обратился к подчинённым покойного, и добавил, обернувшись к Ипи и охранникам, — быстрее, к Столице, и первым местом, которое мы посетим в Уасите, будет кузня при Храме Амена, а вторым — сам Храм, где я возьму тот товар, за который Маат-Ка-Ра заплатит мне столько, сколько я запрошу! — Фараон усмехнулся и поспешил к колеснице, но Ипи придержал его:

— Постой, Брат! Нам снова нужно поговорить без посторонних ушей, несмотря на верность твоей охраны, а грохочущая колесница подходит для сего как нельзя лучше. Я снова встану с тобой вместо возницы, по пути мы успеем многое обсудить.

Колесницы недолго вязли в песке, вскоре выехав на дорогу, идущую вдоль крестьянский полей, колышущихся свежей зеленью будущего обильного урожая. Когда грохот колёс по каменистой осыпи перешёл в ровный гул, через который, и с соседней колесницы, невозможно было разобрать слов, Тути-Мосе и Ипи переглянулись, но хранили молчание ещё довольно долго.

Вскоре дорога вывела их к берегу Реки, как всегда, чистой после разлива, сверкнувшей впереди, сквозь непролазные тростниковые заросли заводей и заболоченных прибрежий. Тростник был прямым и высоким, но ещё зелёным, прекрасным в своей свежести, но совсем не годившимся на стрелы. Соцветия папируса, напротив, увяли, и выглядели на фоне зелени проплешинами бродячего пса. Но всё изменится, когда на берегах Хапи зацветёт первый цветок лета — ирис — от Дельты до порогов, подобно ночному Престолу Нут, в зелени зажгутся тысячи жёлтых, белых и синих звёзд…. Через два локона… Когда Скипетр Ириса станет по праву принадлежать Ипи.

Верховный Хранитель решился заговорить первым:

— Не горячись, Фараон! — Ипи улыбнулся, — ты мудр, Тути-Мосе, но горяч, а огонь сердца всегда ослепляет разум. Я повторюсь — не стоит, Фараон, искать заговорщиков и убийц на ложе в царских покоях. И в Ипет-Сут — Храме Амена в Уасите не найти нам замыслившего сие, а лишь его слугу и наёмника. Хотя, — Ипи Ра-Нефер улыбнулся снова, взглянув в лицо Фараону, краем глаза следя за дорогой и лошадьми, — товар стоящий полсотни хека, Брат, ты возьмёшь именно там. Если ещё и старый Пер-Амен не заплатит тебе за услугу ещё пару десятков, ведь казна Покровителя Дома отнюдь не бедна, и не разорена строительством Храмов, возводимых на золото Маат-Ка-Ра, раздачей займов земледельцам и рытьём каналов, или же — платой воинствам, строительством крепостей и флота. В отличие от Дома Серебра и Золота Та-Кем, твоей казны, Величайший, и сокровищниц Верховного Хранителя.

— Но… почему ты вновь заговорил загадками?

— Это не загадки Брат, я сам не закончил размышления, но сейчас я готов ответить тебе, — Ипи не дал Фараону договорить. Дорога вывела колесницы к неспешным водам Великого Хапи, камышовые заросли проносились перед их взором. Дикие птицы, с клёкотом и кряканьем, взлетая, в испуге, едва заслышав грохот копыт и гул колесниц, невольно заставили Ипи вспомнить о дорогом луке, висящем за спиной, а Наследника, сокрушённо подумать о раненой руке. Тути-Мосе понимал, что охота до завтра будет ему недоступна.