Восход над деревом гинкго

Металл из Бездны оказался удивительно лёгким, гибким, но при этом прочным. Ковать из него получалось легко, будто он был создан для тонкой работы. Жар волшебных углей заливал кузницу, по лицу градом тёк пот, капал на металл и недовольно шипел. Даже повязка на лбу не спасала, в одночасье промокнув. Мико била молотом, слушая его ритмичные звуки, и будто снова вернулась в мастерскую отца, укрылась от тревог в жаркой пещере, где её никто не видел. Там, где молот пел свою песню, успокаивая её плачущее сердце. Она наконец знала, что делать, делала то, что умела лучше всего. Она держала в руках судьбу и знала, куда её направить. Она смотрела на цельный слиток и видела конец пути.

Мико была хорошим кузнецом. Любой металл, капризный поначалу, с годами подчинялся её воле, а потом и вовсе будто сам принимал нужную форму. Если и была в Мико крупица магии, то это именно она подчиняла молот, а сердце наполняла уверенностью, а руки – силой. И в момент, когда молот со звоном высекал искры на наковальне, Мико понимала: она может всё.

Мико провела в кузнице три дня. Почти не спала и не выходила, ела то, что приносила Кёко, даже не особо обращая внимание, что именно. Мико слушала песню молота и припевы молоточков, зачаровывала металл своей магией, всей силой той половинки души, которая у неё осталась.

Когда Мико ударила молотом в последний раз, в кузницу вошла Кёко.

– Мико, пора. Бунко говорит, что откладывать больше нельзя.

Когда Мико вышла из кузницы с завёрнутой в шёлк работой, ноги задрожали. Солнечный свет – алый отблеск заката – вернул её в реальность. В ту реальность, в которой от Мико мало что зависело и которая была больше и сильнее, чем она. Но Кёко положила руку ей на плечо, и земля под ногами показалась твёрже, а небо поднялось выше, ветер наполнил Мико живым ароматом осени.

Она не одна. И она выдержит.

Бунко окуривала комнату шалфеем. Акира сидел в стороне, ловя каждое движение Шина, который снимал повязки с тела Райдэна. Такая с Ицуки размалывали в ступках травы. Макото остался за дверью – он мерил шагами коридор, а Сацуки что-то тихо ему говорила, кажется, пытаясь приободрить.

Мико села в сейдза возле Райдэна и развернула шёлк. Чёрная металлическая рука поймала лучи заходящего солнца и заблестела. Мико вложила внутрь перо и вытянула наружу пять нитей жизни – Бунко научила, как нить тянуть и делить, не причиняя вреда, – металлические пальцы послушно согнулись.

Культя зажила, но кожа была фиолетовой, почти чёрной – О-Бороми захватило почти всё тело Райдэна, и смотреть на него было жутко, но Мико смотрела. Шин сделал надрезы в плече Райдэна и протянул к ним нити. Те сами скользнули под кожу и серебристыми ручейками устремились по плечу к шее и груди, разгоняя тёмные пятна. Мико быстро подвинула новую руку и соединила с Райдэном. Рука безвольно осталась лежать на футоне.

Бунко смешала в чаше отвар из трав, добавила остатки порошка из кости и влила в горло Райдэну.

– Ты соедини перо с рукой и телом, – велела она Шину. – И я начну очищение.

Шин кивнул, прикрепил к руке лист с заклинанием, сложил ладони у лица и зашептал заклинание. Кандзи полыхнули красным, и лист начал тлеть с четырёх сторон, Шин положил одну ладонь на грудь Райдэну, а вторую на руку.

– Подобное к подобному протянет нить, – разобрала Мико его бормотание. – Но соединится… как тьма и свет соединяются в одно… холод и тепло… как душа наполняет тело…

Перо, запертое в предплечье, вспыхнуло золотым светом, рука задрожала, обод в месте крепления вгрызся в плоть, и ручейки крови побежали на белую простыню. Пальцы дёрнулись, будто живые, и рука вновь безвольно обмякла.

– Бунко, начинай, – выдохнул Шин и, тяжело дыша, стал заваливаться на бок, но Акира его тут же подхватил, в один миг примчавшись с другого конца комнаты.

Бунко положила пальцы на лоб Райдэна и запела. Громко и пронзительно, как пели монахи в храмах, так, что слов было не разобрать. Её голос, подобно диковинному инструменту, то взмывал вверх, то опускался поразительно низко, вызывая у Мико мурашки по коже. А возможно, всему виной была магия, которая заставляла дым от благовоний скручиваться в жгуты и связывать тело Райдэна, забираться ему в нос и приоткрытый рот, переполняя грудь настолько, что он выгибался и стонал. Дым не давал ему дышать, стоны превратились в хрип, и скоро тело стали сковывать судороги.

Мико сжала кулаки, ногти впились в ладони, и эта боль помогала ей сохранять самообладание.

– Пожалуйста… пожалуйста, Райдэн… – бормотала она беззвучно, даже без связи разделяя муки Райдэна, которого стало трясти так сильно, что Ицуки и Такае пришлось прижимать его к футону, чтобы Бунко могла продолжить заклинание. Кёко сидела рядом с Мико, бледная и напуганная не меньше, чем все остальные.