А из мрака за ветвями березняка навстречу ей двигалась тень. Она, остановившись рядом, приобрела плотные очертания. Некогда чистые кожаные ботинки встали вровень с ее оголенной ступней. В один миг просветления Марианна все поняла. Девушка подняла голову, лишь на секунду задержав взгляд на красивом лице мужчины. Тот наклонился к ней, помогая подняться. Но еще до того, как он помыслил что-то сказать, она что было сил влепила ему хлесткую пощечину, оставив на гладком лице полосу свежей грязи.
– Ты – мразь! – севшим голосом прохрипела Марианна, опустив обессилевшую руку Константину на плечо.
Потом он будет оправдываться, что сделал это для нее, – не для того, чтобы найти
Однако он не мог знать, что и тогда, в лесу, она не считала его злодеем. Та пощечина вместе с отслоившейся с ударом грязью предназначалась не столько ему, сколько открывшемуся перед ней прошлому ее собственной души, которое она так по-детски пыталась прогнать. А Константин – не зло. Константин – мразь, решившая за нее, толкнувшая в грязь, заставившая разгребать ладонями мерзлый грунт, ползти из последних сил, продавливая локтями болотную жижу. Он – мразь, посмел сотворить такое с ее телом! А сколько других до него проделали то же с ее душой? В отличие от тех, других, у Константина хотя бы есть оправдание: выписка из истории болезни Марианны лежит на журнальном столике. Она так и не ознакомилась с предоставленным Константином доказательством, обосновывающим мотив его бесчеловечных действий – что подвигло его взяться за «лечение», не имея на то ее согласия. Ей и не надо было знакомиться с содержанием медицинских документов, когда она могла читать в душе Верховной жрицы.
Еще по пути домой, когда Константин вез ее, разбитую, раздавленную, в полусне, каплями дождя по ветровому стеклу слышалась монотонная интонация, сопровождавшая его сухую протокольную речь. Дескать, сразу как только к нему попала история болезни Марианны, обнаружились несостыковки, которые тут же бросились в глаза. По словам девушки, постигший ее паралич, вызванный поражением спинного мозга, неизлечим. Между тем в истории болезни стоял официальный диагноз: «Травматическая нейропатия нижних конечностей, обусловленная компрессией нервных волокон и каудальных ответвлений двигательных нервов, нарушением кровотока и повреждением мышц нижних конечностей». Если говорить человеческим языком, суть недуга сводилась не к поражению спинного мозга, бесповоротно блокирующему двигательные функции, а к периферическому поражению нервов в результате перелома. Функция периферических нервов восстанавливается с помощью физио- и электротерапии – было бы у пациента к тому желание и терпение.
– Коляска – твой выбор, – говорил Константин, – только ты забыла, как сделала его, захотела забыть. И никому не позволили вмешаться, не дала никому возможности повлиять на этот выбор. Твоя мама рассказывала, как ты прогнала их с отцом из палаты, стоило им заикнуться о желании побеседовать с твоим лечащим врачом, – твоя память стерла и это. На деле ты сама отказалась от лечения. Твой разум нашел повод раз и навсегда избавиться от необходимости карабкаться вверх. И да, это было так! Жить лишь затем, чтобы оправдать чьи-то ожидания – не лучше ли избавиться от самих ожиданий раз и навсегда? Инвалида никто не заставит каждый день приходить на работу и сводить дебет с кредитом, инвалиду родственники не станут капать на мозги: «Ну когда же наконец ты выйдешь замуж?», инвалид не станет терзаться вопросом: «Отчего я такая красивая и никому не нужна?»