Восход памяти

Но Марианне все виделось несколько иначе. Не разум, не механизм вытеснения, а душа решила так – тогда, когда черные глаза цыганки Малы глядели на разложенные Проводницей карты. Цыганка избрала преодоление в искупление своего греха. Марианна избрала преодоление, дабы заполнить пустоту одиночества и избавиться от упреков социума с навязанными им ярлыками, которые каждый жизнепотребитель обязан на себя нацепить, как только приобретет их по акции в магазине «Реальность», как то: «жена», «хорошая мать», «успех», «карьера» и прочее, что липнет к нам как мухи на клейкую ленту, заслоняя собой указующий дорогу к собственной душе первоисточнику, Абсолюту, белому паруснику, наконец. Потому парусник так далек и недостижим в имманентной реальности, потому мы превращаемся в пустоголовых кукол, прыгающих через скакалку в темноте, искоренив всякую память о свете. А он меж тем совсем рядом – стоит лишь протянуть руку и поднять темное полотно занавеса. Так, неосознанно, разум Марианны отверг навязанные прежде ярлыки, заменив их одним-единственным под названием «инвалид», тем самым примирив ее с социумом, поменяв одно место в маршрутке на другое, иными словами, она продолжила путь.

А пока Марианна, укутавшись в теплый плед, согревала ладони чашкой горячего кофе, наедине с собой в своей квартире пытается осмыслить воскресшие воспоминания, сохранив при этом рассудок, ведь не каждый человек способен выстоять перед беспощадным ударом знания: мало того что ее, оказывается, проклял не кто-то, а она сама, и неслучайно, а следуя собственному продуманному плану, да и никакой то и не человек, если вдуматься, а представитель расы фиолетовых тараканоподобных существ, обитающих в недрах земли, попросту именуемых бесами. Мало того, она, Марианна, всего лишь промежуточное звено, существующее лишь затем, чтобы искупить грех цыганской ведьмы, шувихани, дабы очистить путь для вновь воплощенной души, заключенной в теле мальчика Акима, к белому паруснику, плывущему по серебристым волнам моря вечности. Но при всей немыслимости этой трансцендентальной абракадабры сильнейшее потрясение вызывал страх – страх первородный, ощутимый каждым вдохом, каждой частицей проклятой души и даже пульсацией, отдающейся в медленно, но оживающие пальцы ног, страх перед Смертью с ее разверзшейся пастью, подводящей итог всему и вся – пламя, забвение, небытие. «Смерть – это Гидра, – повторяла Марианна, разминая бледные пальцы ног, – от нее надо бежать».

Воспоминания о кровавой Гидре сделали незначительным все остальное. Марианна, отбросив мысли о гнетущем фатализме настоящего, наконец вспомнила о будущем. Достала из ящика зеркальце с откидной крышкой – наследство безумного доктора Тимура Сардоковича – и принялась разглядывать сменяющие друг друга цвета – настроения души мальчика АК-47. Палитра оставалась прежней, значит, ничего из ряда вон выходящего с ним не происходило.

Не упуская из поля зрения АК-47, Марианна сосредоточила максимальные усилия на своем лечении. Она регулярно посещала физиотерапевта, который проводил сеансы электростимуляции с применением импульсных электрических токов. На ее теле устанавливались электроды, посылающие в области поясницы и копчика электрические сигналы, чтобы стимулировать нейронные связи. Случай был запущенный, врач не давал долгосрочных прогнозов, не обещая восстановление, но и не исключая его. Оставалось надеяться и верить. Рожденное в болотной грязи желание бежать, означавшее для Малы замещение детской души АК-47, для Марианны обрело материальный аспект, преобразовавшись в непреклонное стойкое желание завершить преодоление не как планировала цыганка, а победоносно – встав на ноги! Тем не менее пока до избавления от инвалидной коляски было ой как далеко…

Так проходили дни: процедуры, вебинары личностного роста, зеркальце – АК-47. Константин, будучи в курсе, что он – мразь, никак не проявлял себя, – оно и к лучшему! Им двоим пока нечего друг другу сказать. Зато неожиданно заговорило зеркальце. Средь салатово-бирюзового спектра вдруг проступил фиолетовый дымок. Он окружил собою зеленоватые оттенки, и те вдруг трансформировались в золотисто-желтые. Марианне мгновенно передались переживаемые Акимом, доселе неведомые ему готовность действовать, решимость, азарт, но к ним ложкой дегтя примешивались опасные старые знакомцы – легковерие, податливость, внушаемость. Кроме того, фиолетовые вкрапления перемещались на зеркальном фоне отдельно, держались сами по себе, независимые и чужеродные. Во всем этом угадывалось постороннее присутствие, настораживающее непредсказуемостью.