Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

Мать поднялась к зарослям фисташки. Вот ягнята резвятся, бегают по склону. Под ногами колышется зеленая трава. Ветерок… Тюльпаны склоняются друг к другу… Где же Хуршеда? Мать, прислонясь к стволу фисташки, глядят в ущелье. Смотрит и не верит глазам. Раньше здесь по весне вырастала густая трава. А сейчас стоит вышка, обросшая отвалами земли. Вокруг вышки — четыре степы, но ни крыши, ни дверей. В центре ее — металлический столб, который вращается и сверлит землю. В домике, рядом с вышкой, работает какой-то человек. Аллах милосердный, — а вот и она, ее Хуршеда. Рукава засучены, косы уложены венчиком… И запах цветов, воздух нагорья сразу забылись матерью. Пальцы невольно сжимались в кулаки. Ее дитя — ее мучитель…

— Хуршеда!.. — вскрикнула она.

Но голоса ее никто не слышит у вышки. И мать сама устремляется вниз…

Дочь замечает ее, бежит навстречу и останавливает.

— Ну, куда ты так спешишь!.. — на губах ласковая виноватая улыбка.

— Типун тебе на язык!.. — жестокая складка возникает между бровей матери.

— Ну, не кричи так, мама! Мастер ведь здесь!..

— А, чтоб твоего мастера!..

— Мамочка!.. Да погоди же ты…

Из домика мужчина выносит тяжелый ящик, ставит его на землю и, улыбаясь, направляется к ним.

— Познакомься, это Кодирджон… Мастер… — говорит дочь.

— Мастер?! Этот?.. — она оглядывает юношу, а тот продолжает смущенно улыбаться. "Да ведь ты его бурильщиком называла!" — хочется сказать ей, чтобы знать все досконально, но она молчит.

— Здравствуйте, тетушка!.. Как ваше здоровье?.. Вы уж извините Хуршеду. Она мне помогала. Машину чистили…

— Да неужели?!

Девушка и юноша переглянулись.

Тут мать замечает мотоцикл. Красный трехколесный мотоцикл. Да, она его запомнила, — докторшу привозили… Человек ведь только две вещи и помнит — добро и зло… Юноша отводит взгляд. Да и мать не хочет смотреть ему в глаза, чтобы не выказать своего подобревшего взгляда.

В душе матери, как бы наперекор ее воле, поднималась волна нежного чувства, которое свойственно только матерям, имеющим дочерей. И будто она уже слышит свадебную песню, а перед глазами полыхает свадебный костер. А чуть в сторонке, склонив голову, стоят молодые…

Возможно, так оно и будет, а возможно, и нет.

Кодирджон вытаскивает из домика очередной ящик и ставит его рядом с первым.

— Чего же ты? — говорит мать дочери. — Сбегай домой да принеси лепешек и сметаны!.. Сегодня ведь праздник, а мастер твой работает!

Хуршеда недоверчиво взглянула на мать.

— Ступай, ступай, тебе говорят!.. — прикрикнула мать.

Хуршеда убежала…

Мать решила подмести и прибрать в конторке мастера. На глаза ей попался транзистор. Она включила приемник. И в тишину тотчас ворвались марш, гул и голоса праздничной демонстрации. Где-то там люди торжественными колоннами проходят сейчас по площади. В глубоком небе плывут разноцветные шары. Взлетают стаи голубей… Праздничное настроение передастся и ей…

Перевод Э.Карпухина

ЕДИНСТВЕННЫЙ СЫН Рассказ

Мерзлое дерево было, как камень. От него отделялись не щепки, а какие-то крошки. Мать в который раз установила чурбан, вздохнула, занесла топор. Застыла на миг, прицеливаясь. И тут ее позвали.

— Шоиста! Эй, Шоиста!..

Мать покорно пошла на голос. Навстречу ей пробирался между деревьев старик-почтальон в чалме и полушубке.

— Жива-здорова, дочка?..

Не понравился ей сочувственный тон. Она даже не взглянула на старика. А он, прикрыв ладонью рот, прокашлял:

— Сын-то твой где?..

Мать ждала этого вопроса. Сын ее уехал в Сангпул за хворостом. На телеге.

— Не знаю… — произнесла она, заикаясь. — Утром еще ушел…

Брови почтальона взметнулись вверх. Он рылся в своей сумке.

— Не скрывай… Говори прямо, дочка!..

Предчувствия не могли обмануть ее. Старик принес недобрую весть. Неужто нет спасения? Ведь это он и уводит юношей по одному. А потом кто возвращается искалеченным, кто пропадает без вести, а кто и вовсе погибает…

Почтальон вытащил листок и протянул его матери.

— Что это? — вырвалось у нее.

Старик прокашлялся, протер глаза:

— Ох-ох-хох!.. Повестка…

— Не-е-е! Ты мне ее не показывай! Не надо…

Старик сунул бумажку ей в руки и попятился. Но мать преградила ему путь и накинулась было с ругательствами. Но опомнилась, принялась причитать:

— Ставьте моего сына! Ведь я с ума сойду!.. Сделайте что-нибудь!.. Да стать мне пылью у ваших ног!..

— Да что ты!.. Это не в моих силах, дочка… Да разве ж одному твоему сыну выпало?..

Бумажка осталась у нее в руке. И все дела отступили. Вода в вёдрах мерзла и дымилась как будто. В стороне остался таз, полный хлопковой шелухи. Она уговаривала себя: "Будь мужественной, Шопста. Распрями плечи и благослови сына, как полагается!.."

И шептала, словно обезумевшая: "Нет, нет, Аминджон! Ты не уйдешь, сынок, не уйдешь!.."