Ыдырыс подсел к Болотбеку. И они вдруг разговорились, как добрые старые друзья. О чем они только не говорили! Но больше все об автомашинах, их разных марках, о колхозном механике-скряге, который — жила! — и на выстрел не подпускал обоих к новым грузовикам. Потом Ыдырыс подробно рассказал, как он совершил аварию в горах и как после того ему было одиноко и горько. Вдруг без всякого перехода заявил, что их бригадир — вчера еще рядовой колхозник — прямо на глазах становится чванливым и заносчивым и что этого нельзя так оставить.
Снизу парней окликнул Джума. Он проваливался в сугробы, чертыхался. Не дождавшись ответа, поковылял в дом. Выждав время, Ыдырыс и Болотбек проскользнули в душную накуренную комнату.
Как раз из котла доставали вареное мясо. Лесорубы сели в круг, приготовив перочинные ножи и ожидая воду для мытья рук.
После бузы Айылчиев заметно повеселел, рыжеватое лицо его стало красным.
— Сколько лет вы работаете, Саке? — спросил Чогулдур у захмелевшего лесника. — Сейчас за многолетний труд на одном месте часто награждают.
— Я? — переспросил Айылчиев и самодовольно сказал: — Давно, давно работаю. С тех пор, когда вы еще под стол пешком ходили. Имею тридцать лет стажа, грамот и медалей целый мешок. А сколько пережито, сколько людей перебывало под моим руководством.
— А женщины были средн заготовителей? — спросил Молдакуп, начиная крошить мясо.
— А как же, еще сколько! Особенно в годы войны. Тогда заготовителями были одни женщины. Только в этом ущелье есть четыре или пять женских могил. Мужчины в ту пору были на вес золота. Самые красивые, молодые женщины побывали вот в этих, моих руках. Золотые были времена!
— Сако молодец, — даже в самые черные дни ловил удачу, — насмешливо сказал Джума.
— Да, ушло время, когда я был молод, купался в славе, — пропустил лесник насмешку мимо ушей, — был пылким, многих лишал девичьей чести. Нынешней молодежи далеко до нас. Хе-хе.
Болотбек с откровенной ненавистью глянул на разболтавшегося гостя. Мясо не лезло в горло, сердце сжимали обида и злость. Не поужинав, пробкой вылетел на улицу.
— Куда же ты, неслух? — удивленно бросили ему вслед.
Болотбек снова залез на стог. Потуже запахнувшись, повалился на сено. Почему-то хотелось плакать, но плакать не мог. "Ишь, как расхвастался. И чем нашел хвастаться, наглец", — стучало в голове. Ему вдруг стало жалко тех женщин… Долго лежал он, вдыхая запах села. Постепенно пришли мысли о далекой городской подружке — Гульсаре, почему-то не отвечавшей на письма, думалось о родном селе, о матери, о доме, даже о кухне, которую давно собирался отремонтировать и никак не собрался…
Наутро Болотбек проснулся от разговора. Не вставая, наблюдал за приготовлениями Сыды к утреннему намазу. У печурки выстроились одиннадцать пар валенок с портянками на голенищах, — значит, лесник еще тут. Рядом, при входе, самодельный календарь на деревянной дощечке. Он, Болотбек, сам смастерил.
Все шумно собирались на работу, только Сыды бил поклоны на расстеленном чапане. Тут же помятый, с нохмелья, неуверенно натягивал на себя одежду Айылчиев.
Касым, еле дождавшись конца молитвы, спросил:
— Эй, Сыды, ты и вправду веришь в бога?
— Отстань, — отмахнулся старик, — тебе-то какое дело?
— Нет, скажи, есть бог или нет?
— Откуда мне знать, — сказал Сыды. — Раз наши предки верили, что есть, значит — есть.
— А как по-вашему, Джумаке? — не унимался Касым.
— Э-э, кто его знает…
— Недавно я поспорил об этом со своей старушкой, — начал Касым. — Она говорит — есть, я говорю — нет. И спрашиваю: "Этот ваш бог мужчина или женщина?" Тут она, не зная, что ответить, перестала спорить. А ты как, Сыды, ответишь на этот вопрос?
— Э-эх, бестыжий, — не нашел больше слов возмущенный старик.
Во дворе растирались снегом раздетые до пояса лесорубы. Делали они так по примеру Асапкула, который привез эту привычку из армии.
— Великое дело — закалка, — изрек тепло одетый Айылчиев и, увидев рубаху на Болотбеке, поучительно добавил: — Тебе тоже надо закаляться. Тогда будешь здоровым, как они. А то смотрю — одна кожа да кости.
Асанкул и лесорубы помоложе окружили Болотбека, повалили в снег. Как он ни старался, дюжие односельчане натолкали ему за шиворот уйму снега. Поневоле пришлось раздеваться.
Перед самой отправкой в лес Болотбека подозвал бригадир и, сказав, что Джумаке приболел — спину у него ломит, — попросил остаться за повара.
Признаться, Болотбек даже обрадовался такой возможности отдохнуть.
…Джума, лежа в постели, командовал:
— Сначала разожги огонь. Потом привези два бурдюка воды. Как их навьючить на коня, думаю, сам знаешь. Сперва надо поднять один и навалить его на седло. Затем приниматься за другой.