Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

— Здравствуй, Шавкат. Входи, сынок, как поживаешь? Все ли живы-здоровы?

— Спасибо, тетушка. Все в порядке. Сами как поживаете?

Обмениваясь традиционными вопросами-ответами, они подошли к веранде. Тетушка Хосият пошла на кухню, чуть прихрамывая: отсидела ноги. Шавкат поздоровался с Аббасом, коротко осведомился:

— Готов?

— Давно, — в тон другу ответил Аббас.

— Тогда тронулись, — Шавкат взглянул на часы. — Везет нам — на небе ни облачка, а я побаивался, что погода испортится. Поторапливайся, нам ведь еще этих зануд прихватить надо.

Занудами Шавкат называл всех без разбора девушек, с которыми бывал накоротке… Аббас усмехнулся, и поднял с пола увесистую дерматиновую сумку. В нее были уложены еще с вечера мясо для шашлыка, шампуры, редиска, помидоры, несколько бутылок минеральной воды. Друзья направились к калитке.

— Куда же вы? — всплеснула руками тетушка Хосият, появляясь на пороге кухни. — Я чай заварила…

— Спасибо, тетушка. Чай от нас никуда не денется, — откликнулся Шавкат. — Эх и покатаемся мы с вашим сыночком сегодня!

— Счастливого вам пути! Только долго не задерживайтесь, беспокоиться буду.

Весело переговариваясь, друзья вышли со двора.

…Шавкат остановил машину, немного не доезжая до дома Наимы. Аббас вышел, толнул дверь, и, когда она поддалась, надавил на кнопку звонка. Во дворе залаяла собака.

Из дома вышел мальчуган лет десяти, в пилотке из галеты. Аббас сказал ему, тот исчез. Вернулся к машине и закурил.

— Куда поедем?

— В Майдантал. Ущелье такое за Бостанлыком. Час езды, зато место — краше не сыщешь. А вот и твоя показалась, встречай.

Аббас оглянулся. Наима шла к ним, неся в руке ракетки, а в другой нейлоновую сумку с какими-то свертками. Зачесанные назад волосы были повязаны красной шелковой косынкой. На девушке была серая пуховая кофта и расклешенные книзу голубые брюки, модные туфельки на платформе бесшумно ступали по тротуару. Подняв на лоб большие солнцезащитные очки, она остановилась, пропуская поток машин.

— Какую красоту заарканил, бродяга! — не то с завистью, не то с восхищением сказал Шавкат. — Ни одного изъяна. Сплошные плюсы.

Наима и в самом деле относилась к той категории девушек, на которых, взглянув один раз, хочется смотреть еще. Уж кто-кто, а Аббас знал это отлично. И хотя комплимент в адрес Наимы и польстил ему, что-то в голосе дружка заставило его насторожиться. Не слишком ли откровенно завидовал ему Шавкат? Впрочем, он из краснобаев и далеко не все, что говорит, следует принимать всерьез.

Туфельки на платформе чинно прошествовали через проезжую часть улицы и остановились возле машины. Наима поздоровалась с приятелями, и, извинившись, что заставила ждать, скользнула на заднее сиденье. Аббас сел рядом и захлопнул за собой дверцу.

Покопавшись в сумочке, Наима достала пару конфет и протянула одну Аббасу. Он сидел лицом к Наиме, поставив локоть на спинку переднего сиденья, и разглядывал девушку, словно видел ее впервые. "Красивая, ничего не скажешь, — подумал он. — Шавкат прав: сплошные плюсы". Но это не принесло удовлетворения, скорее напротив, — какую-то безотчетную тревогу. Он попытался мысленно взглянуть на себя со стороны и остался недоволен.

"Ну и что? — возразил он себе, — тысячи некрасивых женаты на красавицах. И живут, и дети у них. И, может, даже лучше, когда жена красивее мужа: не наскучит, не будешь на других заглядываться. И вообще…"

Что "и вообще", Аббас не знал. Он вдруг со всей отчетливостью понял, что старается во что бы то ни стало подавить растущее в душе беспокойство. Ему внезапно открылось то, на что он сознательно закрывал глаза: нет в их с Наимой отношениях искренности, какие-то они искусственные, и были такими всегда. Да и на что он может рассчитывать со своей внешностью? Ему еще нет и тридцати, а уже начал лысеть со лба. Очень умен? Сомнительно. Да хотя бы и так, — разве этого достаточно, чтобы тебя полюбила девушка? Да еще такая, как Наима. А он ее любит. И отсюда неудовлетворенность, отсюда тревога. Может, все сложилось бы по-иному, будь Наима чуточку откровеннее, ласковее. Но она предпочитает отмалчиваться. Может быть, но натуре такая? Но ему-то не легче! Молчание настораживает, рождает подозрения. Против своей воли он разжигает эти подозрения и в копне концов сам начинает в них верить. И всякий раз, провожая Наиму домой, дает себе слово, что эта их встреча последняя. А тут еще тот памятный разговор…

Был холодный ветренный вечер. Аббас дождался, когда у Наимы кончатся занятия, и они молча пошли по пустынной темнеющей улице. Аббас начал первым:

— Давно хочу спросить… Извини, если вопрос покажется глупым… — Он закурил, собираясь с мыслями. — Понимаешь… Ну, что ты нашла во мне? Такая красивая… А вокруг столько симпатичных ребят…

Аббас окончательно сбился, взглянул на нее и закончил просящим тоном:

— Ну, ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

Девушка некоторое время шла молча, глядя куда-то вниз на распластанные по асфальту листья. Наконец решилась.