Восхождение

– Конечно, из наших. До войны он учился в политехническом, потом на гардемаринских курсах, стал мичманом, неплохо воевал, но, к сожалению, связался с большевиками и стал Раскольниковым: настоящая-то его фамилия Ильин. Пик его карьеры – командующий Балтийским флотом. Как он стал дипломатом, понятия не имею, но у большевиков это в порядке вещей, у них главное – верность партии, а строить электростанции, командовать полками или быть послом – это пустяки, этому можно научиться, даже не зная таблицы умножения и уж, конечно, иностранных языков. Недаром же их вождь сказал, что нет таких крепостей, которых бы не брали большевики. А крепость знаний, с их точки зрения, самая пустячная. Ох, заплатят они за это! Чует мое сердце, заплатят самой высокой ценой – миллионами своих жизней.

– Вот и хорошо, пусть платят, – перебил его Борис. – Если и эта наука не пойдет им впрок, то так им и надо. Ладно, черт с ними, с большевиками, чем меньше их будет, тем лучше. Ты лучше скажи, что удумал по поводу Кольцова? Чем я могу ему помочь?

– Вы можете вытащить его из тюрьмы.

– Я? Ты с ума сошел! Для этого нужны, как минимум, большие деньги. Но я не уверен, что даже за миллион долларов охрана Лубянки пойдет на организацию побега.

– Нет-нет, – остановил его Маркин, – подкупать никого не надо. Моя идея строится не на подкупе, а на обмане. Вернее, на дезинформации, – поправил он сам себя. – О том, что известный всей Европе журналист Михаил Кольцов находится в застенках НКВД, писали многие западные газеты. В журналистском сообществе не раз поднимался вопрос о том, как его оттуда вытащить, но ничего путного так и не придумали. А я придумал! Знаете, что надо сделать? – азартно продолжал он. – Надо раструбить на весь мир, что Михаил Кольцов является гражданином Андорры: вы, мол, предоставили ему это гражданство три года назад за заслуги в становлении Андорры как независимого и, главное, нейтрального государства. Как президент вы должны страшно взмутиться арестом своего гражданина! Вы должны заявить, будто вам стало известно, что Кольцова обвиняют в преступлениях, совершенных во время Гражданской войны в Испании. Даже если это так, то Москва обязана предоставить доказательства его вины, а так как в это время он был гражданином Андорры, то и подсуден он только суду Андорры.

– Пашка, – потрогал Борис лоб Маркина, – по-моему, ты не в себе. Ну, объявим мы Кольцова гражданином Андорры, и что с того? Гражданства Союза его никто не лишал, значит, за преступления, совершенные на территории Совдепии, его должен судить советский суд.

– Это я прекрасно понимаю, – досадливо отмахнулся Маркин. – Но врать, так врать, речь-то идет о жизни человека! Мы должны так повернуть дело Кольцова, чтобы все поверили, будто арестовали его не за активную поддержку республиканцев, а за то, что, вопреки приказам Сталина, он делал все от него зависящее, чтобы прекратить бессмысленное кровопролитие. Понимаете, так мы сделаем Кольцова великим гуманистом, и за него вступятся не только Стокгольм и Лондон, но даже Рим, Мадрид и Берлин. А к голосу этих столиц Москва не может не прислушаться.

– Ерунда, – потер виски Борис, – все, что ты говоришь, бред, чушь и ерунда. Плевать Сталину на все эти голоса: уж если попал в его лапы, то обратного хода нет.

– А вот и есть! Я сам читал, что после расстрела Ягоды, а потом и Ежова многие дела были пересмотрены, и несправедливо обвиненные выпущены на волю.

– Вот-вот, – проворчал Борис, – не считая тех, которые были расстреляны. Но в одном ты, Пашка, прав: сидеть сложа руки мы не имеем права, и если не попытаемся помочь Мишелю, корить себя за это будем всю жизнь.

Корить им себя не пришлось, тем более что в свежем номере «Вестей Андорры» они успели опубликовать гневное обращение президента Скосырева к синьору Сталину – именно так назвали они вождя народов. Но, вопреки ожиданиям, ни одна серьезная газета это обращение не перепечатала, поэтому, как тогда говорили, весь пар ушел в свисток. До Москвы «Вести Андорры» не дошли и, слава богу, а то на состоявшемся судебном заседании Михаилу Кольцову предъявили бы еще и обвинение в скрытом от следствия двойном гражданстве. Но и того, что было предъявлено, для вынесения смертного приговора было более чем достаточно.

И хотя Кольцов виновным себя ни в чем не признал, хотя он уверял, что ни шпионом, ни троцкистом, ни предателем никогда не был, что все его показания родились из-под палки, когда его били по лицу, по зубам и по всему телу, что его показания на других, совершенно невинных людей, тоже родились из-под палки, суд вынес ему смертный приговор. Иного и быть не могло, ведь на деле № 21620 был росчерк красного карандаша, того самого карандаша, о котором когда-то говорил Кольцов и который предопределял, жить людям или нет.

На следующий день приговор был приведен в исполнение. Вот что значит, один недовольный взгляд «хозяина», вот что значит, показаться ему «слишком прытким», вот что значит, не понять его намека и, не дожидаясь пули палача, застрелиться самому.

Глава ХХХVI