– Действуем так! – перекрывая грохот канонады, прокричал в его ухо Гостев. – Берешь двоих парней, велишь им забросать гранатами ворота, а сам ставишь дымовую завесу. Как только все скроется в дыму, я подниму пятерых автоматчиков – больше у меня просто нет, и пойду в атаку. Ты сиди на месте и жди, когда я приведу Борьку. Прикроешь наш отход и дашь сигнал, чтобы наши ребята тоже уходили. Ракетница у тебя есть?
– Есть.
– Очень хорошо. Сигнал отхода – красная ракета. Ну, с Богом! – похлопал он Маркина по плечу. – Я побежал!
А потом, поддавшись какому-то безотчетному чувству, Гостев вернулся, как бы шутя, потрогал начинающий розоветь шрам на голове друга, крепко его обнял и, наколовшись на отросшую щетину, трижды поцеловал.
– Ты там поаккуратней! – почему-то дрогнувшим голосом крикнул вслед ему Маркин.
Но Гостев ничего не слышал, он был захвачен азартом предстоящей атаки. Вначале все шло так, как было задумано. Гранаты разнесли ворота, в образовавшийся проем бросились автоматчики, в густом дыму они домчались до четвертого, и даже пятого бараков. Но когда до барака № 7 оставались считанные метры, бойцы наткнулись на глубокую и широкую траншею, которую когда-то приказал выкопать предусмотрительный Лангфельдер.
Кто-то пытался перепрыгнуть, но тут же полетел на дно траншеи. Кто-то побежал к воротам, чтобы принести разбросанные доски, но попал под снайперский выстрел.
«Что делать, что делать? – лихорадочно думал Гостев. – Может, в обход? Не до экватора же тянется эта чертова канава».
– За мной! – вскочил он. – Найдем, где траншея или мельче, или уже.
И в этот миг произошло то, что Борис вспоминал все оставшиеся годы! Когда началась стрельба, все находившиеся в его бараке люди поняли, что вот-вот будут свободны. Они пытались открыть ворота барака сами, но из этого ничего не вышло. Им оставалось только одно: ждать, когда ворота откроют снаружи.
Прилипнув к находящимся под самой крышей оконцам, они видели, что бой идет совсем рядом, что до освободителей рукой подать, но впереди была та самая треклятая траншея, которую они сами же и выкопали. Заключенные стали колотить в окна, кричать, чтобы партизаны обошли траншею справа – там она узкая и мелкая, но за грохотом боя их никто не слышал.
А когда атакующие поднялись во весь рост, Борис глазам не поверил: в каких-то тридцати метрах он увидел Виктора Гостева! Его надежнейший друг поручик Гостев, как ему казалось, смотрел прямо в глаза Борису. Ободряющий взгляд Гостева как бы говорил: не тушуйся, парень, сейчас мы тебя оттуда вытащим, а потом закатим такой пир, что чертям станет тошно!
Борис, конечно же, заорал во всю глотку:
– Витька-а, я здесь! Я здесь! Брось в ворота гранату, тогда мы вырвемся наружу!
То ли Гостев в самом деле услышал этот крик, то ли догадался взорвать ворота сам, но гранату он достал. И надо же так случиться, что в то самое мгновение, когда он срывал чеку, его прошила пулеметная очередь. На какое-то мгновение Гостев, как бы в удивлении, замер и, уже падая на землю, гранату все же швырнул. Притаившегося за углом пулеметчика разнесло в клочья, а пулемет превратился в груду железа.
Не зная, что делать, то ли атаковать засевших в засаде охранников и освобождать заключенных седьмого барака, то ли спасать раненого командира, трое партизан затоптались на месте. Но когда в их сторону раздались винтовочные выстрелы, они сочли за благо отступить и вынести из-под обстрела командира. Когда, петляя и пригибаясь, они вышли к тому месту, где, в соответствии с договоренностью, их ждал Маркин, стало ясно, что Гостев не ранен, а убит.
– Так-то, брат, – закрыл его глаза Маркин. – Не вытащили мы Борьку, не спасли. А тебя потеряли. Но ты не волнуйся, я тебя не брошу и, как положено, похороню по-христиански. Давайте-ка, ребята, отнесем его к воротам, – попросил он партизан, – надеюсь, хотя бы одна телега и одна лошадь в этой катавасии уцелели.
Но так случилось, что Бог в этот день был не на стороне партизан, и тело Гостева с территории лагеря вынести не удалось. Когда, обходя трупы скошенных пулеметами заключенных и партизан, вышли к воротам, там уже стояли солдаты прибывшего из-за перевала батальона. А неподалеку, стегая себя по бутылкообразным ногам где-то срезанным прутиком и ежесекундно очищая вислый коршунячий нос, прохаживался лоснящийся от жира господин в форме майора французской армии.
– Так кто вы такие? – гнусаво обратился он к Маркину. – И чего вам понадобилось в моем лагере?
«Ах вот оно что, – пронеслось в мозгу Маркина, – значит, это и есть печально известный „Майор с косой“. Ну, погоди, чертяка, сегодня тебе несдобровать, сегодня отольются кошке мышкины слезы»! – нащупал он привязанную к бедру гранату.
Этому приему его научили еще во время Гражданской: карман брюк отрезался, тоненькая бечевка привязывалась к кольцу гранаты и пропускалась к поясу. Стоило полезть в карман вроде бы за спичками или за носовым платком и дернуть за бечевку, как чека вылетала и раздавался взрыв. Погибали при этом все, кто стоял в радиусе десяти метров.