Восхождение

Такой трудный период в жизни комбината определился года четыре тому назад. Успешно взявший старт в начале шестидесятых годов, отлично работавший, много сделавший для Москвы комбинат вдруг несколько «забуксовал», из года в год выпуская один и тот же типовой дом. Нет, количественно производительность ДСК отнюдь не уменьшилась. Наоборот. Она все время росла. Но тем не менее сила инерции, мощная тяга налаженного конвейера пришла в неумолимое столкновение с требованиями времени, с той закономерностью нашей жизни, которая предполагает смену хорошего на лучшее, неустанное совершенствование, движение вперед. И конечно же новые высокие критерии качества градостроительства принесло с собой всенародное стремление сделать столицу образцовым коммунистическим городом.

Я как-то ехал в машине с Геннадием Владимировичем Масленниковым. Мы возвращались из Зеленограда в Химки, где работал один из потоков его Четвертого строительного управления. И справа, и слева мелькали новые кварталы северо- и северо-запада столицы — строения Лианозова, Дегунина, Ново-Ховрина, Грущина. Невольно разговор зашел о характере застройки этих районов, примыкавших к Окружной дороге, около которой главным образом и возводил свои корпуса комбинат.

— Мы очень быстро привыкаем к новому, порою к небывалому, — заметил я. — Вот только в массовом жилом строительстве не видим таких разительных перемен, как, скажем, в авиации, освоении космоса, на транспорте.

— Пожалуй, — кивнул Геннадий Владимирович.

— Вот пятиэтажные дома системы Лагутенко. Десять лет назад ими застраивались большие площади. В Тушине, Мневниках, Фили-Мазилове, Кунцеве. А смотришь, лет через десять — пятнадцать их начнут сносить.

— Снесут, уже кое-где начинают сносить, и это закономерно, — подтвердил Масленников. — Хотя в свое время пятиэтажки были прогрессивным явлением, помогали быстро ликвидировать острую нужду в жилье.

Геннадий Владимирович смотрел в окно машины, потом повернулся ко мне всем корпусом и несколько возбужденно спросил:

— Почему нас не удивляет, когда меняются пароходы на теплоходы и атомоходы, паровозы на электровозы и новейшее еще долго соседствует с новым или же просто старым? И раздражает, когда один тип дома кажется устаревшим рядом с другим, более комфортабельным?

— А потому, что в этом комфортабельном доме живут не люди двадцать первого века, а наши современники. И в таком отличном доме мог бы жить каждый. Это одно. А второе! Пароходы и паровозы, по сути дела, уже исчезли. А прекрасные творения архитектуры и строительства стоят в Москве веками и продолжают радовать нас.

— Но это памятники архитектуры, — возразил Масленников, — а в памятниках, согласитесь, жить неуютно. Люди в подавляющем большинстве живут в типовых зданиях. А они на века не строятся, приходится все обновлять. И очень плохо, когда мы, строители, начинаем топтаться на месте. Вот наш комбинат с 1960 года возводит один и тот же тип дома. Я, еще будучи бригадиром, монтировал эти девятиэтажки в Новых Черемушках. И только в последние годы приступили к модернизации проекта, к различного рода улучшениям. Разве это дело?

Говорил Геннадий Владимирович о наболевшем, но со сдержанным возмущением, которое, несомненно, диктовало, с одной стороны, чувство своей правоты, а с другой — и сознание своего права обличать виновников этого топтания на месте.

— Есть еще в строительстве любители снимать пенки. Эксплуатируют налаженный конвейер, гонят его, как паровоз под парами, по проложенным для них рельсам. А о том, что будет дальше, пусть заботится дядя!

Я думаю, что резкость Масленникова была оправдана. В ней чувствовалось искреннее возмущение позицией тех, кто живет только успехами сегодняшнего дня, в забвении перспективы.

— Тут есть еще одна причина того, почему старое руководство комбината так цеплялось за привычное, накатанное, — продолжал Геннадий Владимирович. — Понимали, что пойдет новый дом — и закончится спокойная жизнь. Период освоения всегда трудный. Тут могут временно снизиться темпы, попадет под угрозу план, уйдут премии. А за это по головке не погладят. В общем, мы, коммунисты комбината, должны были смотреть вперед. Ну, а теперь будем хором, все вместе вытягивать перестройку, но без ущерба текущему плану. Конечно, это трудно, но мы это сделаем, — уверенно закончил тогда Масленников.

Мне невольно вспомнился этот разговор примерно год спустя. Он прозвучал тогда как бы впечатляющим и емким вступлением к другой моей беседе — со Станиславом Фроловичем Дворецким. Слушая Дворецкого, я так же, как и он, поглядывал то во двор Хорошевского завода, то на макеты шестнадцатиэтажных домов в глубине кабинета начальника комбината.

Наконец-то свершилось! Первая шестнадцатиэтажка в районе Чертанова была поручена для монтажа бригаде Анатолия Суровцева. Он завоевал это право в упорном соревновании, добившись лучших показателей в 1974 году.