Восхождение

— Ты не боишься, Каргин? — спросил Никаноров с палубы сейнера.

— Не боюсь, но стараюсь не зацепить, а то ведь когда озлится, как собака кусается, — крикнул водолаз.

— Ты осторожней, еще порвут тебе костюм, — предупредил Никаноров, который тревожился за Каргина и вместе с тем не мог без улыбки представить себе, как водолаз крутится сейчас под дном судна в центре живого столба рыбы и тюленей.

Но все обошлось благополучно. Когда Каргин поднялся на палубу, она была буквально завалена килькой.

Никаноров сделал подсчет: за пять минут рыбонасос выбрасывал до ста двадцати килограммов рыбы. Это был уже промышленный улов, но ученые, не удовлетворяясь этим, решили продолжить опыты.

— Мы считаем, что традиционно привычные орудия лова, разного рода сети со временем отомрут, — сказал Иван Васильевич. — Их должна заменить комплексная механизация, основанная на высшем технологическом принципе — конвейере.

Рыбонасос — одно из таких орудий. И, конечно, подобная механизация рассчитана на иную организацию труда, на крупные механизированные рыболовные суда и такой же мощный приемотранспортный флот.

— Вот к чему мы стремимся, — заключил Никаноров. — А дело это исключительно увлекательное и перспективное. Ради него стоит работать.

...В этот день с утра выдалась ясная тихая погода, в море почти не было зыби. У бортов базы толпилось особенно много судов, а на палубах необычно много рыбаков, которые то и дело заходили в каюту Вишневецкого.

Приподнятое, веселое настроение чувствовалось во всем. Гремела музыка из репродукторов, молодежь танцевала на верхней палубе.

В полдень Вишневецкий получил последнюю сводку и тут же подписал радиограмму в Астрахань — рапорт о выполнении плана. Корабельный радист, вызванный к начальнику экспедиции, принял этот листок бумаги с торжественным, сияющим лицом, словно это был дорогой подарок ему самому, и поспешил к передатчику.

— В последнюю неделю ловили по двенадцати тысяч центнеров в сутки, — сказал Вишневецкий. — А в будущем сезоне добудем намного больше. Берем разбег на крутой подъем.

На флагманском судне подняли флаг. База оповещала флот экспедиции: «Государственный план выполнен!» И тотчас на мачтах сейнеров, буксировщиков, рыбниц, рефрижераторов, над палубами плавучих заводов и холодильников взвились разноцветные гирлянды флагов и вымпелов. Весь день бухта сияла необычным убранством, и легкий ветер трепал шелковые полотнища на мачтах, пока сумерки не легли на море, и оно вновь озарилось огнями уходящего на лов флота.

ПОД ГОРОДОМ ГОРЬКИМ

Родная гавань

В первый день Наумов решил просто побродить по заводу и подышать его воздухом. На главной аллее, где металлургические цеха как бы образовывали излучающую тепло, гудящую улицу, — все было знакомо инженеру.

Сюда впервые попал он, окончив институт, а потом ушел в армию. Сейчас Наумов побывал в новомартеновском, новофасоннолитейном, оглядывал пролеты. Потом он поспешил к цехам судоверфи, которые стремительно вытягивались к реке, оставив у себя в тылу свою базу — заводскую металлургию, и спускались к воде большого волжского затона.

В открытой ветрам заводской гавани было холодно. От реки дул сильный ветер, он кружил хлопья снега вокруг цехов, катал их по ледяному зеркалу реки и на другом, дальнем берегу, где уплывали к горизонту пологие заволжские луга.

Около берега, у заводской гавани, чернели широкие полыньи незамерзающей воды. Там неутомимо бегал закопченный заводской буксирчик, давя подступающий лед. Он нагонял мелкую волну, и на ней чуть покачивались теплоходы, баржи, буксиры.

На открытом воздухе и свежем ветру в заводской гавани работали тысячи судостроителей. Гудели зимующие в затоне корабли. На стапелях, которые спускались к самой воде, то и дело вспыхивали ослепительные, даже при дневном свете, маленькие костры электросварки. Корпуса судов были точно в пожаре. Каскады искр взрывались на корме и на носу кораблей и, падая за борт, гасли в темной воде.

На палубах сваривали и прожигали стальные листы, и там бились ручьи зеленоватого ацетиленового пламени. Яростный шум и железный скрежет вырывались из затона и, должно быть, были слышны далеко вверх и вниз по скованной льдом, затихшей Волге.

Наумов прошел к сухому доку, или, как говорили на заводе, «судояме». Потом переходил с одного корабля на другой, подолгу стоял на палубах, вглядываясь в знакомые черты завода.

С чуть покачивающегося мостика теплохода, как с высокого наблюдательного пункта, отлично просматривалась вся заводская площадка, в ее неустанном кипении, в сложном взаимодействии всех тридцати цехов.

На какое-то мгновение Наумову показалось, что он никогда не уезжал из гавани, что не было его разлуки с заводом...

* * *

Директор завода спросил Наумова:

— Где вы служили в армии?

— В Латвии.

— Вот и у нас запланирован новый теплоход «Латвия». Поручим корабль вам. Так, значит, товарищ Наумов, от Латвии к «Латвии».

Директор, улыбаясь, встал из-за стола.

— Решено?