Восхождение

Толик Зайцев, стоящий все время около вагончика с красным от смущения и стыда лицом, выпрямился и произнес прочувствованное и горячее, со слезами на глазах, самое краткое из возможных выступлений — всего одно слово:

— Спасибо!

Может быть, он ожидал худшего? Или же расчувствовался от крепкой проработки на собрании, испытывая искреннее чувство благодарности за то, что его оставили в бригаде? Или от волнения и не смог сказать ничего иного?

— Спасибо! — еще раз повторил Толик, и эта его двукратная, несомненно от души идущая благодарность удовлетворила собрание, парторга, бригадира.

— Все, товарищи, все! Пересменка кончилась, пошли на этажи. А ты, Толик, запомни этот день и час. При всех говорю, — Копелев повернулся к монтажникам, — доверие коллектива приобретается с трудом, а потерять его — плевое дело. Если еще раз повторишь такое, прощайся с бригадой. А в классные монтажники ты еще вернешься, если захочешь.

— Хочу! — возбужденно выкрикнул Толик.

— Ну и лады! Иди в свое ремонтное звено! — закончил Копелев.

«Товарищ сенатор»

В Нью-Йорке он полдня наблюдал за возведением здания в сто этажей. В Чикаго сам строил оффис — в восемьдесят два этажа. Из общего двухнедельного срока поездки в США одну неделю Копелев целиком отдал стройкам и жалел, что времени у него оказалось так мало. Когда еще сможет он наблюдать подобный строительный процесс, когда еще ему представится такое захватывающе интересное и поучительное зрелище — видеть, как тянутся в поднебесье небоскребы!

На американских высотных стройках, так же, как и на наших, туристов всякого рода бывает немало. Однако монтажникам в Чикаго запомнился высокий и веселый парень, лихо и профессионально четко управляющийся с панелями, энергичный московский строитель, неожиданно оказавшийся... сенатором из России, депутатом Верховного Совета СССР! Вместе со своими спутниками Копелев совершал путешествие по городам Вашингтону, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелесу, собирался посмотреть на красоты Ниагарского водопада, посетить Диснейленд — и вдруг заявил, что важнее всего ему побывать на стройках.

Так случилось, что я провожал Владимира Ефимовича, впервые отправлявшегося за океан. Обычно я приезжал к Копелевым на старую еще квартиру, в Кунцево, часам к семи вечера: Римма Михайловна, жена Владимира Ефимовича, в это время уже приходила домой. Владимир Ефимович появлялся чуть позже. Хотя со стройки уходил около четырех, но всегда задерживали какие-либо собрания, заседания и дела — то в управлении, то в комбинате, то депутатская работа.

И так получалось, что до прихода «самого» я успевал побеседовать с Риммой Михайловной, и главным образом о нем же самом, о делах бригады. Она знала многое. Это и естественно, хорошая жена всегда живет интересами близкого ей человека.

Но, конечно, в нашу беседу вплетались и новости, касающиеся работы Риммы Михайловны, ее забот, ее поездок за рубеж и давнего желания перейти на научную работу. Римма Михайловна хотела бы поступить в Институт экономики, чтобы специализироваться на некоторых проблемах международных связей.

— За чем же дело стало? — спросил я ее в тот же вечер. — Есть желание, наверно, есть и возможности. Владимир Ефимович вряд ли станет возражать.

— Он-то не будет, возражает моя совесть, а точнее сказать — сознание, что научная работа требует полной отдачи сил, а у меня на руках семья, хозяйство. Раньше эти заботы брала на себя покойная мама, а сейчас ее нет.

Вспомнив о маме, Римма Михайловна глубоко и тяжко вздохнула.

— Смогу ли я сочетать научную работу с необходимостью вести домашнее хозяйство? — размышляла вслух Римма Михайловна, обращая этот вопрос, естественно, не ко мне, ибо что я мог тут сказать, а как бы сама мысленно взвешивала свои возможности. — Знаете, как говорят, хочется, да колется, — грустновато улыбнулась Римма Михайловна.

Я же, слушая Римму Михайловну, подумал:

«В какой семье, где работают муж и жена, есть ребенок и домашнее хозяйство, в какой современной семье не возникают такие нелегкие и вовсе не просто решаемые проблемы?»

Вскоре в дверях раздался резкий звонок. Шестилетний Миша крикнул: «Это папа!» И действительно, в столовую быстрым шагом вошел Владимир Ефимович. Сразу же можно было определить, что он сильно взволнован.

— Что ты весь взъерошенный? — насторожившись, спросила Римма Михайловна.

— А потому, что завтра улетаю в Соединенные Штаты, — объявил Копелев, не сомневаясь, видно, в том сильном впечатлении, которое произведет на всех домашних это сообщение.

— Как завтра? Не может быть! — поразилась Римма Михайловна.

О возможности такой поездки мне Копелев рассказывал давно. Конечно, об этом знала и жена, но ее, видно, удивило то, что все решилось внезапно и так быстро и что к отлету мужа надо готовиться, незамедлительно складывать чемодан.

Я давно заметил, что в любой ситуации надо иметь какое-то время, чтобы освоить внезапную перемену обстоятельств, переварить ее, перенастроить, что ли, свое душевное состояние.

Римма Михайловна так и застыла на месте, от удивления чуть приоткрыв рот.