Не без волнения поднимаюсь на второй этаж, удивляясь, что никто не пытается меня остановить, одеть в белый халат. Прихваченный по пути пакет с традиционными апельсинами и яблоками режет ладонь и нервно шелестит при каждом шаге. Больничный дух, представляющий собой сложный коктейль из запахов карболки, спирта, кислых щей и человеческого пота, местами сгущается до тошноты, поэтому нахожу полуоткрытое окно и подхожу перевести дыхание.
Здесь на подоконнике сидит молодой мужчина с желтым лицом. При моем приближении он вскакивает и услужливо протирает рукавом застиранного байкового халата ноздреватую подоконную доску, серую в крапинку – «цементную». Спрашивает, к кому я пришел и не надо ли кого позвать. Руки этого человека с толстенными пальцами, дочерна грязными, мелькают передо мной в порывистых жестах. На его лице, заросшем черной щетиной и моржовыми усами, 3/4 внимание и безумная улыбка блаженного. Я называю фамилию и номер палаты, он суетливо убегает в самый конец коридора и по возвращении весело докладывает, что мой друг лежит в «начальнической палате», но у него сидит женщина, наверное, жена. Протягиваю ему большой апельсин, он хватает его и жадно запускает длинные желтые зубы прямо в рыжую корку, стреляющую брызгами оранжевого эфира, а сам глядит мне прямо в глаза, ожидая дальнейших указаний.
Наблюдаю, как он ловко расправляется с цитрусом, зубами обдирая цедру, и тактично сплевывает во вместительную ладонь, прикрываясь густыми усами, а сам думаю, как мне себя вести с моим больным другом. Известен ли ему беспощадный приговор врачей? Не впал ли он в депрессию? О чем с ним говорить?
Из «начальнической палаты» выходит сгорбленная женщина, оглядывается и чуть не бегом устремляется ко мне. Пару раз мне доводилось видеть ее и даже издалека раскланиваться 3/4 это супруга больного. Мой сосед уступает ей свое место у подоконника.
3/4 Это ужасно, Дима! 3/4 сообщает она громким шепотом. 3/4 У него в глазах смертельная тоска. От него уже пахнет, как от покойника!..
3/4 Ничего-ничего, 3/4 только и нахожу, что пробубнить в ответ, а в душе чувствую нарастающее смятение.
Нет, в таком состоянии я просто не имею права входить к больному. Надо что-то делать… Я вызываюсь проводить женщину до ворот, она молча кивает. Выйдя из дверей больницы, она трясущимися пальцами достает из мятой пачки сигарету и неловко закуривает. Ничего лучше, как молиться, мне в голову не идет. Пока мы идем в клубах сигаретного дыма в сторону остановки автобуса, приходится выслушивать истерические фразы, лишенные смысла. Хотя сказать, что они пусты, было бы неверно: все, что она говорит, пульсирует, как темной кровью, самолюбием. Молитва сбивается на каждом слове, выходит сумбурно и рассеянно. Наконец, автобус увозит женщину, а я возвращаюсь, медленно ступая, и упрямо шепчу слова молитвы.
Снова поднимаюсь наверх, иду по коридору и уже спокойно стучу в застекленную дверь нужной мне палаты. После ответного «да» вхожу и направляюсь к знакомому, хотя и плохо узнаваемому лицу. Про себя произношу: «Господи Иисусе, побудь среди нас!». Юра настороженно глядит на меня затравленными глазами и молча косит взглядом на стоящий рядом стул. Кладу шуршащий пакет на тумбочку, подвинув банки с куриным бульоном и компотом. Он неотрывно буровит меня тяжелым взглядом.
3/4 А ничего, уютно тут у вас, 3/4 произношу чужим голосом, оглядывая четырехместную палату с газетами на окнах вместо гардин.
3/4 Ты тоже?… За упокой тут петь будешь… 3/4 слышу скрипучий Юрин голос.
3/4 Думаю рановато за упокой-то… 3/4 улыбаюсь в ответ.
Это сразу разряжает атмосферу, и дальше говорим уже легче. Даже двое соседей зашевелились на своих койках и дружно зашуршали газетами.
3/4 Бедный, бедный Юра, 3/4 снова улыбаюсь я, глядя на еду, которой уставлены все тумбочки, подоконник и холодильник. 3/4 Это же все теперь нужно слопать!..
3/4 Если бы не наш Маратик, плохо бы нам пришлось, 3/4 улыбается неожиданно в ответ Юра. 3/4 Он как поступил сюда в первый день, открыл холодильник и закричал своей бабе в окно: «Тута жратвы как на базе. Ничего носить не нады!» И каждый день тут пикники устраивает. Отсутствием аппетита он в отличие от нас не страдает. Одно удовольствие глядеть, как он все подряд уплетает.
Юркино лицо освещается добродушием, он приподнимается на локтях, я помогаю ему взбить и приподнять тощие подушки. Также оживленно, как обычную новость заявляет:
3/4 Так ты слышал? Приговорили меня врачи, списали в расход. 3/4 Улыбка вдруг сходит с его бескровных губ, он хватает меня за локоть и сдавленно произносит: 3/4 А самое противное 3/4 так это выслушивать лживые сочувствия и смотреть, как людям противно и страшно видеть приближение смерти.
3/4 Ну, ты Юр, попробуй и их тоже понять… Ведь они тебя любят, переживают, 3/4 лепечу я, всеми силами пытаясь не отводить своих глаз.
3/4 Меня? Да брось ты! Это они своей смерти боятся. А я для них 3/4 как напоминание об этом.