Восхождение

Достаю Псалтирь и читаю кафизму по усопшему. Меня никто не тревожит. Молиться за ближнего, тем более за усопшего, очень радостно. В такие минуты как никогда ощущаешь близость преклоненных к твоим устам небес. И все бы ничего, если бы ни сомнение… На каждой «Славе» положено читать молитву со словами «…аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святого Духа, Бога Тя в Троице славимого, верова, и единицу в Троице, и Троицу во единстве, православно даже до последнего своего издыхания исповеда…» Каждый раз слова эти заставляют меня запинаться, сомневаться и скорбеть. И только на третьей «Славе» они произносятся легко. Не знаю точно, что это значит, только настроение улучшается.

Не успели работники фирмы ритуальных услуг оформить помещение траурным реквизитом, как в зал хлынул народ. Скоропостижная смерть всеобщего любимца шокировала всех его знакомых. Растерянные люди подходят ко гробу и не могут оторваться от созерцания мертвого лица вчерашнего здоровяка и жизнелюба. Подавленные и рассеянные, толпятся люди и мешают подойти вновь пришедшим к шикарному гробу, утопающему в цветах.

Валерий Иванович подводит ко мне незнакомых солидных мужчин и учтиво представляет. Все как один, выражают глубокое соболезнование и надежды на совместное продолжение дела, начатого покойным. Ввиду отсутствия вдовы и ближайших родственников, принимаю соболезнования.

Наконец, вижу человека, которого хочу видеть: ко мне сквозь толпу пробирается Юра. После чудесного исцеления от смертельной болезни, его несколько месяцев держали сначала в районной больнице, потом в престижной клинике при мединституте. Когда вся столичная медицинская наука пожала плечами и развела в недоумении руками, его выписали. С тех пор, не без участия покойного, он восстанавливал здоровье в южном санатории и подмосковном доме отдыха. В настоящее время Юра выглядит, абсолютно здоровым. Единственно, чего в нем не осталось и следа, это суетливой загнанности в угол. Он спокоен, дружелюбен, взгляд углубился и прояснел.

— Здравствуй, миллионер, — приветствует он меня сходу. — Ну что, нас ожидают великие перемены?

— Это как положено… — задумчиво отвечаю, не представляя, что впереди. — Удивительный день, Юра, не правда ли? Ты должен был умереть — но полон сил и здоровья. Человек, который хотел доказать, что будет жить до ста тридцати — мгновенно умирает от какого-то тромба. А еще сегодня моя Дуня родила дочку, которую мы ждали много лет.

— Поздравляю, Дмитрий, — Юра пожимает мне руку и белозубо улыбается.

— Дмитрий Сергеевич, примите, пожалуйста, наши глубокие соболезнования, — слышу с другой стороны. — Надеемся, что наше взаимовыгодное сотрудничество будет продолжаться.

— Видишь, Юра, как оно получается, — продолжаю мысль, — выходит, грань между жизнью и смертью так хрупка!..

Отдав смерти предостаточную дань, еду в роддом. Помнится, Дуня говорила, что там какие-то необычные порядки. Например, мужьям разрешается присутствовать при родах, а матери брать ребенка в палату и неразлучно с ним общаться. Захожу в приемное отделение, говорю с сестрой, а в голове кружится впечатление героя Хемингуэя о знакомстве с новорожденным сыном: «он похож на ободранного кролика с лицом старика». Меня одевают в белый костюм, похожий на космический, и проводят в палату к жене.

Сияющая Дуня чуть осунулась, побледнела, но вся так и светится материнским счастьем. На месте привычного огромного живота плоско… Та-а-ак, к этому нужно еще привыкнуть. Нескладно поздравляю ее, а сам глазами ищу свою наследницу. Со страхом склоняюсь к маленькому сверточку на подушке.

Слава Богу, ничего кроличьего, тем более, старческого. На меня круглыми голубенькими глазенками взирает ангельское личико, чистенькое, розовое и гладкое. Удивительно напоминающее мне мое собственное и Дунино одновременно… Хотя, нет-нет, моего, конечно, в этом ангельском личике гораздо больше. Да. Именно! Вот уж никакого сомнения, кто ее папуля — это уж точно. Я первый раз в жизни здороваюсь с безымянной пока еще дочкой. Она отвечает мне надуванием розовыми губками радужного пузыря. Мы с ней внимательно смотрим друг на друга, знакомимся. Кто-то там говорил мне, что новорожденные дети почти слепые, или видят как-то перевернуто… Ерунда. Вон как внимательно изучает своего папулю.

Так вот ты какая, моя долгожданная доченька. Вот, значит, кто будет учить меня чистоте и детской непосредственности. Этими круглыми глазенками буду я снова глядеть вместе с тобой на мир Божий, удивляясь множеству милых мелочей: цветочкам, бабочкам, облакам, мухам и птичкам… Вот, значит, как ты выглядишь, мой крошечный диктатор, воспитатель, воскреситель… Не знаю, как я тебе, но ты мне очень и очень нравишься. Моя маленькая доченька. Моя большая надежда.

Эпилог