Вдруг яркий солнечный блик от начищенного окна на мгновенье ослепляет меня. Я опускаю глаза и, проморгав нечаянно пойманный солнечный зайчик, вижу парочку веселых ручейков, бегущих по брусчатой мостовой. Каждый сверкающе красив. Их разъединяет невидимая преграда. Но вот они встречаются и сливаются в большую мутную лужу. В ней растерянно кружится веточка наивной пушистой мимозы. Из лужи снова выбегают два ручья. Они звонко несутся рядом, потом их разъединяет перекресток, и они разбегаются в разные стороны. «Откуда здесь мимоза? Ах, да! Здесь недалеко торгуют…»
— Все же замечательно, Свет, что мы встретились вот так, внезапно. Мне кажется, что я долгое время предчувствовал нечто подобное.
— Неужели ты сегодня никуда не спешишь?
— Сегодня уже никуда. У меня море времени.
— Мы проведем его вместе?
— Ну, да… Конечно! Это было бы здорово.
— Как хорошо, что ты говоришь не сдавленным голосом, как обычно по телефону, а вот таким, живым и приятным. И сейчас ты не чиновник, а просто милый человек.
— А что, это так тоскливо — чиновник?
— Хуже, чем хотелось бы.
— … А ты всегда так солнечно улыбалась, так непосредственно кокетничала, что окутывала меня, как облаком, своим обаянием. Знаешь, такое туманное, светящееся душистое облако. И когда попадаешь внутрь, вся окружающая реальность становится бессмысленностью, а ты начинаешь делать все не так и говорить ерунду.
— Слушай, а, может, ты и сейчас говоришь ерунду? — блеснули в меня широко раскрытые глаза.
— Очень может быть. Я до сих пор как-будто слегка пьян. Это так приятно — говорить с тобой, когда на нас никто не глазеет, не ловит каждое слово. Можно говорить все, что думаешь, даже если это глупости.
— У тебя славно получается говорить глупости и оставаться при этом таким милым.
— А у тебя такая теплая ладошка. Такая мягкая на ощупь. У тебя красивые глаза, Светланочка, и ты знаешь — у тебя просто невозможно красивые глаза!
— Ты это серьезно?
— Вполне. А еще вот эти твои духи. Они тебе очень подходят. Ты должна пахнуть только так. Это твое. Однажды я был в кино, смотрел отличный фильм, увлекся… Вдруг почувствовал запах этих духов и оглянулся. Рядом сидела девчонка лет пятнадцати. И она посмела пахнуть тобой! Я уже не смог смотреть на экран, встал и вышел. Это — только твое.
— Димочка, эти духи продаются в магазинах целыми коробками и, значит, так пахнут тысячи женщин.
— Нет, это твое. Понимаешь: твое и мое.
— Ты всегда такой галантный или только сегодня?
— Сегодня особенно.
— Будь таким всегда. Когда в тебе есть что-то хорошее, совсем не обязательно скрывать это под маской чиновника. Пусть это будет открыто всем, ладно?
— Ладно. Но все-таки у тебя очень красивое лицо, и я хочу его видеть, любоваться им. Я хочу идти с тобой рядом и пьянеть от твоей близости. Слышать твое дыхание, голос твой музыкальный. Мне так нравится твой голос. Когда ты рядом, мне так легко! А, знаешь, однажды этой зимой налетела сильная вьюга — прямо с ног валило. И снег хлестал, жесткий, как осока. Я шел, согнувшись, поднял воротник и все равно было холодно!.. И вдруг я вспомнил о тебе: где ты, с кем ты в этот вечер? Шел и думал о тебе, и представил, что ты рядом. Вот как сейчас. Тогда я выпрямился, опустил воротник и вьюга для меня будто утихла, улетела… Все так же выло и мело вокруг, но мне стало тепло — это потому, что ты шла рядом.
— А я, наверное, в это время сидела в кресле и гладила своего кота, а он мурлыкал. Я всегда удираю от плохой погоды скорее домой — в тепло и уют. Включаю музыку, беру на руки Барона — это мой сибирский кот. Ласковый такой зверюга.
— И ты не думала обо мне?
— Скорее всего, нет. Я думаю о тебе, когда вижу тебя или после. А обычно я думаю о разных пустяках.
— Как ты живешь, Света?
— В общем, довольно спокойно и уединенно.
— Ты — уединенно? Ты же такая общительная! Когда ты заходишь в наш отдел, все сразу устремляются к тебе. Да ты просто очаровала всех моих сотрудников!
— Ну, это только в твоем управлении, да и, скорей всего, только в твоем воображении. Тот, кто мне нравится, выдает себя за сухаря и пытается не обращать на меня внимания. А кто не нравится — их, увы, большинство — тех я к себе не подпускаю. Вот так и получается: я вечерами общаюсь с ленками, муськами, баронами, а он… с женой.
— Света!.. Поверь, если б не жена, я бы!.. как мальчишка за тобой приударил, серенады под твоей лоджией пел бы, цветами тебя завалил!..
— Верю, Димочка, верю, милый, — грустная морщинка ложится на ее нежное лицо. — Да вот только есть только то, что есть, и ничего больше… И улица уже кончается. Вон и дом мой, — она кивает в сторону панельного здания. — А ты сейчас уйдешь? — в ее голосе слезой дрожит мольба.
— А ты пригласишь?
— А ты пойдешь? — белозубая улыбка мгновенно освещает ее личико.
— Конечно. Если можно.
— Ха-ха! — хлопает она ладошками. — Тогда давай заскочим в гастроном. Я тебя накормлю. Мне очень, очень хочется тебя покормить.
— А твой котище сибирский не вцепится мне в физиономию? Они ревнивы.
— Я его на цепь посажу.
В прихожей она зажигает тусклую бра и снимает пальто. Я оглядываюсь.