Восхождение

И я выбегаю, оглядываюсь назад, на темный отверстый зев подъезда, но оттуда выплывает картинка, запечатленная памятью из писания Святых отцов: разлагающееся женское тело, покрытое гнилью и червями… Тошнота бурлит у самого горла. Два, три, четыре квартала несусь, лавируя между прохожими. Выбегаю на большую освещенную солнцем площадь. Все темное осталось далеко позади. На душе — радость освобождения! О, ужас, от какой жуткой, зловонной пропасти отвел меня мой Ангел Хранитель! Слава Тебе, Боже!

Прихожу домой и вижу, как в самом углу под лампой водит кистью по холсту моя тихая Дуня. Но она даже не поворачивает своего лица в мою сторону — и меня пронзает стыд: «Вожделенно посмотревший на женщину, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем!» О, женщин в этом вопросе не обманешь! Они своей интуицией чувствуют малейший сдвиг мужчины влево. Как теперь смотреть в ее глаза? Так и сидит моя Дуня, опустив голову, закрывшись от меня занавеской густых платиновых волос. И молчит.

Может быть, с этого дня в ее чутком женском организме возник запрет на рождение ребенка от мужчины, к которому она потеряла доверие. Вот уже несколько лет мы бездетны, а наши отношения стали прохладно-отчужденными. Если она и до этого не отличалась болтливостью, то теперь и вовсе замолчала. Я пытаюсь быть с ней мягким и внимательным, но снова и снова натыкаясь на незримую стену молчаливого отчуждения, сам впадаю в бессилие, и то внутренне посмеиваюсь над ней, то подолгу печально, исподлобья наблюдаю ее неторопливые трогательные движения.

Муки совести

Утром в диспетчерской встречаюсь с Василием Ивановичем и докладываю о вчерашнем ограблении меня инспектором технадзора. Выворачиваю карманы и демонстрирую отсутствие денег даже на комплексный обед в столовой. Намекаю на свою осведомленность по поводу положенного мне, как прорабу, для таких случаев денежных средств из прорабского фонда. Участковый загадочно улыбается, достает из кармана пиджака пачку накладных с приколотыми к ним скрепками деньгами и протягивает мне:

— Спиши материалы на свой объект и можешь пользоваться приложением.

Автоматически пересчитываю наличные деньги, затем перелистываю накладные: кирпич, блоки, бетон. В блокноте пересчитываю их объемы на сметную стоимость и называю огромную сумму. Василий Иванович улыбается:

— Вот ты и познакомился с планом выполнения на текущий месяц. Так что дерзайте, молодой человек, работайте с заказчиком, чтобы он там не сидел без дела. Заказчик, как ленивый раб, — без работы портится. Это еще кто-то из древних сказал. Ежели что, жалуйся мне, подключусь.

По дороге на объект в мою душу закрадывается некое сомнение: а правильно ли это с точки зрения нравственности? С глубоким вздохом отвечаю себе, что как ни крути, а получается, что это воровство. И я еще не знаю, как мне с этим жить дальше…

После расстановки рабочей силы по боевым местам сажусь на своего красного коня и скачу, то есть, конечно, еду к Юре за советом. Он приглашает меня в бытовку, поит чаем и предлагает свой вариант решения денежной проблемы.

У него, оказывается, имеется спецбригада для заработков отхожим промыслом. Он обеспечивает ее объектами, материалами и решает все споры во время получения денег. В основном, объекты небольшие: дачи, пристройки, бани, иногда — коттеджи и даже загородные дома, но это реже, так как здесь конкуренция со стороны крупных строительных фирм.

Я благодарю за совет и, обсудив другие темы, прощаюсь и возвращаюсь на рабочее место. На обратном пути в моей голове вертится и буравит сознание фраза, между прочим, сказанная Юрой: «Ты не представляешь, как мне все это надоело. Хочется остановиться и передохнуть, привести в порядок свою жизнь». Сказано это было спокойно и бесстрастно, но тем более обожгло предельной усталостью.

Юра мне понравился с первой встречи. Мы созваниваемся, встречаемся, подолгу беседуем. С ним рядом спокойно, как со старым другом. Но вероятно, профессия, и ее печальные последствия накладывают на отношения его к людям ставшее привычным недоверие. Слишком много предательств пришлось ему пережить за свою карьеру. «Не доверяй никому, ни в ком не разочаруешься», — вот его принцип. В отношениях со мной он тоже держит дистанцию. Например, семейная тема в наших разговорах под негласным табу. Я принимаю это как должное, без осуждения, это не мешает мне считать его другом.

А вечером в мою будку заходит и присаживается на краешек стула Максим. Снимает с головы монтажную каску. Пожалуй, он единственный монтажник, которого не надо заставлять носить это тяжелое сооружение на голове.