Он подпрыгивает к обмершей жене, целует ее в щеку и просит вызвать неотложку. Сам бросается к столу и наливает себе полный фужер водки. Выпивает его и кричит:
— Как хорошо, что я пьян! О, как хорошо, что я выпил много-много водки! Мне совершенно не больно! Ой, мама! Да где же эта неотложка!
Вася предлагает отвезти в больницу на своем «Камазе», но он отказывается, ссылаясь на то, что ему срочно нужно вколоть обезболивающее, а то он по дороге от болевого шока умрет. Вот и машина с красным крестом и сиреной. Юрий Петрович с женой прыгают в машину и уезжают. Дома остаемся мы одни, водитель-телохранитель Сергей и жалобно воющая Кери. Мы удрученно одеваемся, прощаемся и уезжаем на самосвале.
Из общежития звоню пострадавшему. Он, как ни в чем ни бывало отвечает бодрым голосом. Все у него нормально, если не считать потерянной фаланги пальца, которых у него еще ого-го как много — целых… двадцать на три минус одна, то есть пятьдесят девять штук. Просит не беспокоиться. А я слышу ворчание его жены, которая требует лечь в постель и больше не подходить к телефону. Юрий Петрович снова хихикает и говорит, что так приятно, когда о тебе беспокоятся, что он теперь каждый день по фаланге готов себе отчекрыживать. На прощание я прошу его все-таки поберечься, потому что людей добрых и веселых на земле не так уж много. Мой собеседник готов развить эту тему, но видимо вмешивается его заботливая супруга — наш разговор прерывают короткие гудки.
Культовая личность конторы
В пятницу перед праздником в конторе собирается все начальство. По автомобилям, припаркованным во дворе, можно предположить насколько, кто и как вписался в нынешний НЭП. Начальник приехал на «Волге», но бронированной, с двигателем от «Чайки». Фомич заявился на потрепанной «Тойоте», Юра — на стареньком «Москвиче».
А это что за чудо? Во двор въезжает сверкающий «Ягуар» цвета белой ночи. Мы с Ритой прилипаем к оконному стеклу. Действительно, зрелище стоит того: из мощной престижной автомашины выходит вальяжный джентльмен в дивном светло-песочном костюме, подчеркивающем спортивную фигуру. Его жесты небрежны и неторопливы, пружинистая походка полна достоинства, манеры — аристократические.
— Доктор!.. — слышу рядом восхищенный выдох Риты.
— Мы что, «скорую» вызывали? Кому-то плохо? — вяло реагирую я.
— Мне… И всем остальным…дамам. Он — культовая личность нашей конторы!..
В это самое время джентльмен по кличке Доктор демонстративно, но тщательно сдирает с рук автомобильные перчатки из поросячьей кожицы. Ну, конечно же, бросает их на сиденье и с мягким щелчком закрывает дверцу. Глядя перед собой, поднимается по ступеням, словно они ведут в Букингемский Дворец. Через минуту, едва Рита успела провести расческой по своим непокорным волосам и нервно взбить их к потолку, Доктор входит в прокуренную диспетчерскую, оглядывается, поворачивая для всеобщего обзора ухоженную голову с гладким энергичным лицом. Взгляд его внимательный, но ненавязчивый. Смотрит как бы искоса, несколько покровительственно. Риткина рука подлетает к его губам, изогнутым иронической улыбкой. Даже когда он отвешивает протокольный полупоклон, спина его остается неправдоподобно прямой. Видимо, ось изгиба проходит через его тщательно обезжиренную талию.
— О, у нас пополнение, — оборотился ко мне Доктор. — Риточка, представьте меня, пожалуйста, молодому человеку.
— Доктор. То есть, конечно, Филипп Борисович. А это — Дмитрий Сергеевич, новый прораб третьего участка.
— За «молодого» благодарствуйте… А почему Доктор? Это как-то связано с медициной? — слышу я собственный нахальный фальцет, нарушающий торжественность ситуации.
— Филипп Борисович — доктор технических наук! — поясняет Рита.
— Мистэйк, май свит бэби, — снисходительно улыбается светило науки, — ошибочка… Степень у меня кандидатская.
— Что же так-то? — обижаюсь я за него, кивая в сторону воображаемых завистников. — Не пущают ближе к вершине?
— Научная карьера — это не совсем то, что нужно свободной личности, — доходчиво поясняет Доктор. — Нынешняя наука — заложница денег и славы, но никак не слуга истины.
— Выходит, кратчайший путь к истине — через выполнение плана в строительной конторе?
— Это кратчайший путь к моей персональной свободе, — тактично, но твердо осаживает меня сей достойный джентльмен и, слегка кивая великолепной головой, удаляется наверх, почтить начальство. Футы-нуты…
Я ловлю себя на неуклонном росте уважения и интереса к этому человеку. И вполне понимаю Риту, глубоко вздыхающую по поводу его исчезновения. Вот, наконец, и мой Василий Иванович из такси цирковым мишкой выкатывается. Вместе с ним под его могучее сопение поднимаемся на второй этаж.