Восхождение

Я слушаю болтовню и сквозь его непроницаемую вежливость наблюдаю, как он, в свою очередь, наблюдает за мной. Про себя думаю, когда же он завершит эту затянувшуюся прелюдию и приступит к основной части программы. И уже сквозь подступающую дрему слышу:

— Так почему тебе, Димитрий Сергеевич, в главке-то не сиделось? Я понимаю, что ты устал отвечать на этот вопрос, но все же, эксклюзивно, так сказать…

— А по той же причине, по которой и ты здесь застрял, — произношу я, просыпаясь, и даже чувствуя легкий прилив сил. — Для обретения свободы. Однажды мне довелось наблюдать, как работает спасатель на воде. Когда он подплывает к тонущему, первое, что он делает — это бьет по физиономии, чтобы тот не схватил его и не утащил на дно: человек в состоянии паники обретает жуткую физическую силу. А уж после этого тащит утопленника на берег. Вот я и врезал себя по физиономии, чтобы не утонуть в чиновничьем болоте.

— Вот что уважаю в людях — так это нетиповое мышление, — задумчиво произносит мой собеседник. Затем слегка хлопает себя по коленям, встает и предлагает: — А не закатиться ли ко мне в гости?

— Разве только на часок…

— Это как получится, май диэр фрэнд, — мудро предполагает Доктор.

Снова катим в комфортном салоне английского автомобиля по ночным улицам. Мне удается приметить уважение к нашему транспортному средству со стороны попутчиков. Это заметно по бережной манере обгона и угодливой готовности уступить дорогу. Скорость, которую мы развили, явно превышает дозволенную, но гаишники и не думают нас тормозить. С проспекта сворачиваем на тихую улочку и скоро въезжаем во двор обычного кирпичного дома. Единственно, что отличает его от таких же близнецов вокруг — это военизированная охрана со шлагбаумом. Нас пропускают на охраняемую территорию без остановки. Лицо охранника, мельком вырванное из темноты светом наших фар, выражает уважительную приветливость боевого офицера, знающего себе цену.

— Полковник спецслужб, — читая мои мысли, комментирует Доктор, — с одного выстрела попадает мышке в глаз, в темноте на слух. Мы как-то проверяли на спор. Чутье — как у нинзя. Однажды рассказал, что выследил врага по запаху на расстоянии больше километра. И это в довольно запашистом Париже. Какими кадрами держава разбрасывается…

В прихожей квартиры к нам навстречу не выскакивает весело лающий пес, не ждет женщина в бигудях со скалкой, даже юная гейша не приносит с кукольных ручках своему хозяину предварительно согретый шелковый халат… Ловлю себя на мысли, что ничего не знаю о семейном положении своего знакомого. Об этом — молчок. Ну, и ладно, захочет — сам доложит. Иду следом за хозяином в просторную комнату. Уже не удивляюсь ни камину до потолка, ни шелковой обивке стен, ни обилию книг в громадных дубовых шкафах. Сижу в кресле и гадаю, чем будут развлекать меня на этот раз. Хозяин растапливает камин, затем, любуясь языками пламени, говорит:

— Ты здесь минут пять поскучай, а я сейчас обеспечу наше ближайшее будущее розовыми тонами.

Хозяин, в чем был, скрывается за входной дверью. У меня имеется время привести в порядок свой внутренний мир. Прислушиваюсь к себе и понимаю, что совершенно трезв, спокоен и настроен скорее благожелательно, чем наоборот.

После «Господи, помилуй, защити и сохрани» ощущаю настоятельную потребность помолиться, и, как ребенок, радуюсь этому. Чтобы не было так стыдно своей внутренней грязи, начинаю с покаяния. Кладу сложенные, как для крестного знамения, пальцы на грудь напротив сердца, обращаю туда все внимание, готовое в любой момент рассеяться и заняться своими блудными делишками. Замечаю, что внимание без особого труда удерживается, чему приятно удивляюсь.

Каждый круг Иисусовой молитвы заканчиваю именованием какого-нибудь греха, например, «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, пьяного», и так далее… Круг за кругом, вычищаю греховную скверну. С наибольшим трудом дается сосредоточение на тонких грехах, таких, как тщеславие и высокоумие, тогда я добавляю в их именование всю свою брезгливость и даже ненависть — к этим ядовитым мерзким уродцам, впившимся в мою израненную душу. После завершающего «Слава, Тебе, Господи!» — чувствую легкий прилив необъяснимой тихой радости, которая дает мне силы обратиться с насущными просьбами о моем ничуть не благочестивом житье-бытье.

Когда молитвенные силы иссякают, я сижу неподвижно и расслабленно, радуясь этому нежданному вдохновению. Маленький, но устойчивый огонек продолжает теплиться внутри. Настроение устанавливается доброе, похожее на солнечный летний день.

Входная дверь открывается, и в комнате появляется симпатичное существо, несомненно женского пола в юных летах. Ну вот и таинственная подруга нашего Доктора. Да, вкус этому джентльмену и в данном вопросе не изменил: само обаяние и красота, и ясный ум в очах.

— Значит, вы и есть Дмитрий? — слышу ее дивный голос. — А мне велено вас развлекать и выполнять все ваши желания. Меня зовут Лена.