Восхождение

Видения полусна исчезли, да не совсем, потому что Диана различила белые, в инее, окна, освещенные солнцем. Она с живостью поднялась, собираясь на репетицию.

Одеваясь, она запела и рассмеялась в ответ на изумление горничной, заглянувшей в дверь. Затем она громко прочла стихотворение, с которым обыкновенно выступала на благотворительных концертах. Голос ее прерывался от волнения, и она чуть не расплакалась. Однако, услышав шаги мужа, Диана взяла себя в руки и выпрямилась. Вошел полнеющий мужчина, ухоженный, сияющий глазами и свежестью кожи лица и вообще всей фигуры, и поцеловал жену, тоже с веселым изумлением.

«Неужели я была так больна, - подумала Диана, взглядывая на себя в зеркале, - что уже то состояние бодрости и живости, свойственные мне, так необычно для них?»

- Я вижу, ты себя прекрасно чувствуешь. Очень, очень рад! - говорил с каким-то сожалением в голосе Тимофей Иванович. - И все-таки с театром, как хочешь, надо повременить.

- Повременить? А чего ждать? - горячо возразила Диана, отходя от него в сторону и быстро взглядывая на мужа с упреком. - Сегодня я здорова. А завтра... могу умереть! - неожиданно заключила она и испуганно посмотрела перед собой.

- Вот видишь! - поднимая руку, как показывают на ребенка, в чем-то провинившегося и несущего нелепицу, проговорил Тимофей Иванович.

- А что видишь? - возмутилась Диана совершенно по-детски.

- Здоровый человек не думает и не говорит о смерти.

Диана встряхнула головой, не желая принимать близко к сердцу всю жестокость его слов.

- Не о смерти я думаю, - сказала она, - а жить я хочу.

Тимофей Иванович остановился в дверях и обернулся. На ее глазах показались слезы. Ведь считалось, что болезнь захвачена в самом начале, леченье пошло на пользу. Что же настаивать на том, что она больна? Нет, он хочет, чтобы она оставила театр. Сказать прямо не может. На улице - Диана подошла к окну с морозными узорами - сияло солнце по ночному свежему снегу. Пора!

Светлый зимний день словно уже клонился к закату, деревья, дома в инее под синим, уже темно-синим небом розовели и золотились, и особая тишина живого, словно грядущего дня объяла город в его узких переулках с редкими прохожими. И вдруг, словно лед на реке тронулся и уходит, увлекая и тебя, всю жизнь вокруг, какое-то стремительное движение подхватило Диану и понесло в сторону, хотя ее коляска с виду мирно поворачивала на Тверскую.

- Студентов бьют! - прокричал злорадный грубый голос. - Так их! Сами напросились! Получай!

Все было, как во сне. Толпу молодых людей в тужурках и шинелях теснили городовые и казаки, добиваясь, бог весть чего. Свист нагаек прорезывал чистый морозный воздух. Били всех подряд. А тех, кто, несмотря ни на что, выражал протест, вытаскивали из общей массы с остервенением, чтобы разделаться потом - уже по закону.

- Постой! - вскричала Диана кучеру, но тут же раздался окрик офицера на лошади, который, верно, следил за порядком в стане или в тылу нападающих: «Про-ез-жай! Бе-ри пра-во!» На мгновение его глаза вскинулись на Диану, узнали, и офицер отдал ей честь, очевидно, машинально, потому что тут же отвернулся. Устыдился все-таки.

Кучер словно ошалел, хлестал и хлестал лошадей, и они понеслись, как от погони. Диана, не помня себя, плакала в голос, - кучер и погнал лошадей. Слегка опомнившись, она сдержала рыдания и спросила:

- Тит, да куда ты едешь?

- Домой, домой, куда нам еще ехать, - отвечал Тит, суетясь. - Но! Но!

- Ну, скорее... домой, - сдалась Диана, испытывая одно-единственное желание: упасть в постель, в тепло, в покой, чего уже никогда не будет.

В доме поднялась суматоха. А она притихла, изнемогая от слабости, не в силах уже плакать, говорить, думать. Страшно было подумать и о происшествии, и о том, что последует за этим: аресты, высылки, поломанные молодые жизни... А еще она не доехала до театра - дурное предзнаменование. Врачи заговорили о перемене климата. И ее как будто выслали, хорошо, в Италию, в благословленный край, а скольких забили до смерти, повесили по приговору суда, сослали в Сибирь.

Диана наконец поднялась и заторопилась с отъездом в Савино, где она не была, казалось, целую вечность. Лошади неслись проселочной дорогой от станции. Уже близко! Диана, приподнявшись, глядела вперед, где должна открыться светлая даль над рекой. Она смотрела на кроны желтеющих берез и осин, успевших возмужать и обрести стать за время ее жизни.

«Милый край!» - говорили ее глаза, то и дело наполнявшиеся слезами. Солнце ярко горит и воздух тепел и полон запахами зрелости и увяданья. Как кратка человеческая жизнь! И вдруг словно бы со всех сторон заблестела река.

Лошади подъехали к дому шагом. На следующий день Диана не поднялась. Она стала задыхаться. Приезжал из Москвы доктор. Уже не один день Диана сидела поперек кровати, облокотясь о стену, при настежь открытых окнах. Ей не хватало воздуха, она хотела видеть даль над Окой.

Затем потянулись бессонные ночи. Диана ожидала весточки от Аристея. Где он? Что с ним? Она никому не позволяла сидеть у нее.