Восхождение

Ночной козел зычным голосом, указывая на Психею:

- Она моя!

Ведьмы тотчас хватают Психею и приводят к трону владыки, к разочарованию или радости юных девушек.

Ночной козел с изумлением:

- О, несравненная краса! Психея!

Сценка с сатиром и нимфой привлекает внимание молодой женщины, бродившей одна в отдалении; покачнувшись, она чуть не падает, что отдает тоской и грустью в сердце Аристея. Он поднимает руки, словно обращаясь к небесам, и взлетает, и вдруг над городом, как от зари, вспыхивает парусник, и несутся от него золотые лучи, как стрелы, пронзая ночного козла. Тот издает ужасный крик и предстает Дионисом, с тирсом, увитым плющом, в руке, с венком из винограда на голове.

Психея восклицает:

- Свершилось! Боги Греции воскресли!

В безумной радости она пляшет, а с нею и ведьмы, старые и юные, теперь, видно, вакханки пресловутые. Топи и болота сияют свежей зеленью и водой до лугов и лесов, среди которых выделяются пригородные парки и дворцы, и совсем рядом - стройный город с золотыми шпилями, на кончике одного из них - ангел, другого - золотой парусник, столь чудесный, словно плывущий в воздушном океане здесь и в неизмеримых далях Вселенной.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Вдоль рек, по опушкам леса всюду цвела черемуха, расцветали на глазах яблони и вишни.

Длинной вереницей спускалось с горы шествие из козлоногих сатиров и пленительных нимф, из вакханок и тех, кто сопровождал их, подчас известнейших лиц всех времен и народов, из богинь и богов. Оно растекалось по паркам и садам Петергофа, Гатчины и Царского Села, что наблюдал откуда-то сверху Аристей, словно пролетая в поднебесье.

С наступлением дня не все участники мистерии исчезли, а застыли в их статуях и бюстах по садам и в интерьерах дворцов.

Диана, последовав за Психеей, вошла в дом графини Анастасии Михайловны в Царском Селе, чтобы отдышаться, ведь и душе-невидимке необходим приют.

Было уже утро. Выглядывая в окно из библиотеки в сад, она в стекле увидела свое отражение и отпрянула от неожиданности, при этом чья-то тень промелькнула на полу; и тут она ясно ощутила себя, а не одни глаза, свое тело, свое дыхание, живую жизнь в себе, как при пробуждении от сна.

Она застыла, боясь шелохнуться, как статуя. Эста вошла и всплеснула руками.

- Диана! Это не сон! - Эста забегала около нее.

- Ты меня видишь?

- Вижу! Как и себя. Как это утро. У Аристея есть даймон. Он вернул тебя к жизни.

- А где он?

- Думаю, он скоро явится, если проявляет заботу о нас, пребывая даже в странствиях.

- Хорошо. Предупреди графиню. Устрой меня где-нибудь. Я не спала целую вечность.

- На пресловутом шабаше ведьм произошло не только воскресение богов, но и смертных.

- Это был шабаш ведьм? - Диана упала в кресло в счастливом изнеможении, как после спектакля.

- Уж конечно, не пресловутый шабаш ведьм, а мистерия с воскресением Диониса, - отвечала Эста.

- Мне кажется, я там видела Аристея. Он пролетал над Вороньей горой, как ангел, весь из света.

- Как Люцифер! - рассмеялась Эста. - Он-то и сотворил чудо.

- Как поверить? Может быть, это всего лишь видения моей блуждающей души, - засыпая в кресле, прошептала Диана.

Задергивая жалюзи, Эста увидела внизу в саду Леонарда и выбежала к нему.

- О, Психея! - Леонард не помня себя заключил девушку в объятия, и она осыпала его поцелуями. Впервые после всех недоразумений, превращений и разлуки они встретились лицом к лицу, сами по себе, какие есть, какими стали, казалось, спустя столетия.

- Эрот! - рассмеялась Эста сквозь слезы. - Наконец-то! Где ты, милый мой, был?

- Все хорошо?

- Да. Все хорошо, что хорошо кончается.

- Мне кажется, все только начинается, как новый день, - Леонард поднял руку на свежую синеву небес, с белыми кучевыми облаками, которые отражались чисто и ясно в водах пруда, как стая лебедей.

Эста рассмеялась и, наклоняясь над водой, взглянула на себя, как в зеркале. Леонард тоже поглядел в серебряное зеркало вод, а затем глаза их встретились - здесь и там, в бездонной глубине времен, куда они проваливались и всплывали вновь. Чтобы их снова не затянуло, они, взявшись за руки, вышли на дорожку.

- Что хорошо кончается, то длится вечно, - продолжал Леонард носиться с мыслью, высказанной Эстой. - Первообразы в нас и воссоздаются через нас. Так творится вечность, и мы причастны к ней. Вот почему и поныне здесь все дышит для нас атмосферой юности поэта и древнего мира. Здесь наша мифическая родина.

- Хорошо сказано, - подал голос Аристей, показываясь из-за деревьев за поворотом аллеи.

Эста вскинулась и обняла художника с благодарностью, а глаза ее наполнились слезами.

- Что с вами, Эста? Диана? - Аристей тотчас все понял, и радость возвращения сменилась болью, неожиданно глубокой и сильной, всеобъемлющей.