Восхождение богов (СИ)

Демон смотрит холодно. И слишком отстранённо, как будто ничто его не заботит. С такой же отстранённостью он нападает на Ктуула, захватывая его в капкан рук, оплетённых ариусом и нориусом. Он плетёт сети с невообразимой скоростью, но всё равно не поспевает за радужными брызгами из алмаза во лбу Ктуула. Губительные паутины гаснут, стоит им коснуться руки Ктуула.

— Ты ошибся! — воскликнул Демон и на секунду его безликие черты померли, уступив место женским очертаниям. — Твой Клос не родился. Ты проиграл.

Это было так больно, что Ктуул оступился и чуть не упустил очередной удар. Но разочарование лишь поверхностно коснулось его чёрствого вечностью сердца. Он справился с новостью и теперь думал лишь о смерти. Их смерти.

— Тогда вы умрёте. Ваша новорождённая мощь ничто по сравнению с тем, что я забрал у своих детей.

Ктуул раскрыл руки, наполняясь светом бесконечных радуг и мир будто застыл, впитывая в себя эти переливы, эти вспышки, солнечные лучи, прорезающие тёмные небеса. Для оставшихся в живых, он казался ангелом, божественным спасением, который убережёт мир от разрыва. Люди падали на колени, видя его тень в небесах. Они молились и в молитвах позволяли тварями смерти рвать свои тела на куски, не чувствуя боли и не умирая. Как можно умереть, если границы между живыми и мёртвыми окончательно стёрты в агонии гибнущей планеты?

Селеста держалась из последних сил. Даже алмаз во лбу, эта ледяная сила, пока была лишь отголоском радужного сияния, что кружилось вокруг Ктуула. Маленький алмазик ничто по сравнению с десятками алмазов, поглощённых этой падалью бесконечности.

«Сейчас он ударит, и мы исчезнем», — мелькнула равнодушная мысль Никлоса. — «Мы хотя бы попытались».

Селеста согласилась бы с этим, но знала — это не конец. Она улыбнулась про себя, принимая истину. Принимая свою жертвенность. Если это конец, так тому и быть. Но нельзя отпустить его. Нельзя позволить паразиту и дальше поглощать миры.

Она знала только один способ, как его остановить.

Взмыв вверх, вслед за Ктуулом, она распахнула объятия, крича во всё горло:

— Так забери нас! Ну же! Чего ты медлишь?

Демон буквально влетел в Ктуула, Селеста зажмурилась, расслабляя клетки своего существа, открывая внутренние глаза, распахиваясь целиком и отпуская то единственное, что в действительности было необходимо.

Любовь. Настоящая сила, против которой в арсенале Ктуула попросту не было оружия. Он даже не понял, что именно получил, когда Демон, цепляясь за него, потащил вниз, обратно на разваливающуюся площадку. Камни задрожали под ними, отламываясь и падая вниз. Совсем скоро от скал не останется ничего, и дворец рухнет в воду.

Ктуул едва мог дышать, он буквально был взорван изнутри и его распирала такая нестерпимая эмоция, от которой всё вокруг бледнело, исчезало, становилось слишком живым. Он потерялся в эмоциях, удерживаемый объятиями Демона, чувствуя то неведомое, что было доступно всем остальным. Вечный не мог оторваться, его била дрожь, перед глазами вставали воспоминания, и они вонзались в сердце как тысячи кинжалов, разрывая душу. Он даже не знал, что был способен на это. Не знал, что именно чувствует, но ощущал и покой, и мятеж, и злость, и радость. Сердце билось так быстро, что начинало мерцать, а ядро, вплавленное в него, становилось жидким, как побывав в горниле бессмертного кузнеца.

— Ты чувствуешь, Ктуул? — Никлос вынырнул на поверхность Демона и Селеста безропотно пропустила его. Всё, что было нужно, — маленькое преимущество. Момент, когда старый бог уверен в полной победе, не представляя, что есть способ сокрушить его. — Я люблю тебя. Мы все любим тебя, мой прекрасный учитель…

Застонал дворец, как стоглавый зверь, рвущийся из клетки, скрежет поднялся такой, что померк свет и плиты под ними пришли в движение. Клубы пыли поднимаются в воздух, а Ктуул под Никлосом плачет как маленький ребёнок, вышедший из тьмы на свет. Он заново родился и в этом рождении особенно остро чувствует смерть планеты.

— Я хочу подарить тебе кое-что. Я хочу исполнить твою мечту, но для этого ты должен довериться. Слышишь? Пожалуйста, доверься мне, Ктуул! — продолжал шептать Никлос, пока они медленно соскальзывали вниз.

Глаза вечного беззащитны. Он не сопротивляется самому себе, больше не видя того драгоценного холода, что удерживал его от шага вперёд. Его истинный страх — доверие и предательство. Истинная боль — отец, что отверг его, и мать, что умерла, рожая Ктуула, угасли перед искренностью, в которую он безоговорочно поверил.

— Пожалуйста, только не делай мне больно, — прошептал он, повторяя слова, сказанные в детстве, что так отчётливо встало перед глазами.

Он увидел на месте Ника своего отца, увидел пряжку ремня и слова: «Ты так на неё похож», а потом была боль и рваная рана на месте вырванного сердца и души. Его порвали на куски, и он умер тогда, уступая место холодной змее, которую никто не может ранить.