«Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что», — голос Шэ зазвучал так близко, и частица его души расцвела в нём, показывая, как бог добровольно шагает в кипящее жерло вулкана, будучи отвергнутым своим возлюбленным отцом.
«Братик, я никогда не отвернусь от тебя, слышишь? Я люблю тебя!» — голос сестры возвращает его в тот момент, когда он бил её за доброту, что она дарила ему.
«Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю…» — голоса сливались в бесконечный ряд, как и вереница лиц тех, кто искренне его любил. Даже Клэрия мелькнула среди них яркой вспышкой с печальной улыбкой. Они дарили ему любовь, а он ломал их за эти дары так, как сломали его самого.
— Мы всегда будем любить тебя, — голос Никлоса звучит отчётливо, но так далеко, что Ктуул, плавая в озёрах воспоминаний и осознания себя, даже не понимал, что именно слышит. — Мы — дети звёзд, и тебе пора стать настоящим отцом для всех нас.
Ктуул так и не смог открыть глаза, его золотые белки вытекли наружу. Его переполняла безграничная, вечная любовь, такая яркая, как материнское чрево. Было сладко и больно одновременно. Казалось, что тело исчезает, а в груди пылает огонь, настолько раскалилось ядро, сияя внутри жидким огнём. В последний раз бог ощутил прикосновение к себе другого существа, а потом любовь стала такой ослепительной, такой бесконечной, что он больше не мог её держать в себе и взорвался, прошептав:
— Мой Никлос…
* * *
Они держались друг за друга, наблюдая вспышку в небе, далёкую, но достаточно близкую, чтобы вспыхнули радужными огнями остатки, падая благодатным дождём на землю. У них было немного времени, чтобы полюбоваться за рождением новой звезды. Нового ожерелья, прежде чем оно окончательно исчезло в бескрайнем космосе.
— Он всегда будет любить своих детей, хоть и не будет осознавать себя. Окончательная форма любви. Новая жизнь, — прошептала Селеста, ощущая мягкое присутствие Шэ. — Ты знал, хитрец, что так будет. Ты всегда этого хотел. Но как? Как мог догадаться, что всё сложится именно так? — её восклицание повисло в воздухе, а Ник лишь плотнее прижал её к себе. В его лбу немилосердно чесался алмаз, и он едва удерживал в себе эту силу.
— Пора. Иначе трансформация завершится, и я застряну также, как и Ктуул.
Девушка поцеловала его в губы, и они исчезли, спускаясь обратно в сердце планеты. Там совсем не осталось света, оно исходило теперь только из лба Никлоса, озаряя путь до конца туннеля, к пустому залу, в центре которого зияла рваная рана небытия.
— Мы можем умереть, — прошептала девушка, вставая напротив Ника, так, что ядро оказалось между ними. — Когда сделаем это. От нас ничего не останется.
— А разве можно поступить иначе? — устало прошептал Ник, прикладывая руку ко лбу.
Селеста улыбнулась.
Они оба слишком устали. Вся партия потребовала колоссального напряжения и теперь они едва держались на ногах. Осталось немного.
Мужчина без всякого сопротивления вытащил алмаз изо лба и протянул руки вперёд, удерживая камень, он призывает нориус, так же, как и Селеста ариус, и двойственная сила сплетается вокруг алмаза, пока Ник не отпустил его и не поместил в центр тьмы, заставляя ту недовольно мерцать.
Мужчина и женщина изливали из себя всё без остатка, наблюдая как свет и тьма переплетаются друг в друге, насыщая алмаз, увеличивая его в размерах. От Ника требовалось чуть больше, и он только коротко всхлипнул, когда разорвало его грудь и остатки камня как магнитом притянуло к сердцевине.
Этого оказалось достаточно чтобы ядро засияло, и свет вокруг них зажегся ослепительно-белыми красками, а мир вздрогнул, оживая вновь. Селеста тотчас остановилась и бросилась к возлюбленному, подхватывая его, и удерживая от окончательного падения. Вместе с ним опустившись на пол, она закричала:
— Нет! Прошу, только не покидай меня!
Её крик раненной птицы был слишком отчаянным для мертвеца. Без сердца — нет и жизни. Но в глазах ещё держались остатки его любви к ней. Ник знал, на что шёл. Знал, что умрёт, но не мог смотреть на гибель своего мира.
Будь такая возможность, он прошептал бы ей: «Я всегда любил и буду любить тебя. Такой, какая ты есть. Трогательная, наивная, милая, но сильная, смелая, как маленький прутик из стали, помнишь? Ты справишься и с этим. Ты сможешь, моя драгоценная, белая бабочка» …
Она била его по плечам, молотила воздух, сотрясаясь в рыданиях и дрожа от ледяного озноба. Обращаясь в пустоту, крича что есть мочи:
— Он пожертвовал всем! Никто из вас не пострадал так, как он! За что?! Он должен жить!
«Это та цена, которую Никлос должен был заплатить» — шептал Шэ, посылая тепло, полное горечи от грядущей утраты.
«Его долги были высоки. Расплата не заставила себя ждать», — вторил голос незнакомого Олы.
«Таково предначертание. Он должен был стать погибелью мира, но умер сам, спасая нас всех», — Фелия была едва слышна.
«Ты можешь его спасти!» — этот голос отличался от прочих.