Восхождение богов (СИ)

Подколодная змея. Гадюка, что нанесёт удар в самое сердце своего дома.

Но иного способа так и не придумала, а время на исходе. Я как будто знала, что не будет просто. И предчувствовала, забираясь в детскую комнату, что найду ребёнка без охраны. Что Алиста будет спать, успокоенная волшебным зельем Фелии.

Осторожно касаясь материнского лица, провожу линию вдоль скул, смахивая тонкие морщины у краёв губ. Целуя в переносицу, прощаюсь с ней, зная, что чем бы это не закончилось, она никогда не сможет меня простить.

И обращаюсь к ребёнку. К моему маленькому братику, сладко спящему в висящий в воздухе люльке. Над ним летают маленькие, неразумные эльфийки, видом напоминающие разноцветных колибри. Я слышу их тихое пение, убаюкивающее младенца, отчего он так сладко посапывает во сне. Они гневливо разлетаются в стороны, когда осторожно, подоткнув одеялко, вытаскиваю Кирста наружу и прижимаю к обнажённой коже в слепой надежде, что этого хватит.

Не хватило. Он продолжал спать, как и сила ариуса в нём. Я вижу в этом тщедушном тельце черты лица матери, и своего старшего брата Веста, решившего остаться под водой среди русалок. Мне до сих пор не ясно, почему брат бросил нас. Почему предпочёл море суше? Впрочем, это уже неважно.

Ничего не важно, кроме силы, заключённой в этом малыше.

— Положи ребёнка на место и отойди, Сэл, — я задумалась до такой степени, что не услышала, как в комнату зашёл Арт.

Обернувшись, увидела его и перепуганного до смерти Лиама, держащего в руках детское молочко в бутылочке. Они оба неотрывно смотрят на меня, и мой муж держит руку перед мужем Алисты, чтобы он не бросился вперёд, как если бы я была диким зверем.

— Я не могу, — в горле образовался узел и голос напомнил писк, от которого малыш заворочался. Он такой тяжёлый, я даже не знала, что дети могут быть настолько тяжёлыми, что руки немеют. — Я должна это сделать, Арт. Должна. Побег только усугубит положение. Он обрушат преисподнюю на всё, что дорого, если я не сделаю этого. И будь уверен — он найдёт способ донести до меня цену моего… предательства. Я не смогу с этим жить.

— А с этим — сможешь? — Арт как будто всё понимал и до такой степени, что вцепился в край пиджака Лиама, когда тот попытался вырваться. — Не смей, Сэл. Не делай этого!

Будто почуяв неладное, заворочалась на кушетке мать. Она сонно приоткрыла глаза, оглядываясь, а потом как подскочила, встрепенулась, зрачки расширились, и она в ужасе уставилась на меня.

— Сэл? Что происходит?!

Я больше не могла ждать. Терпеть. Тянуть время. Не могла, хотя под кожей бродили ледяные иглы, разгоняя кровь и покрывая кожу налётом испарины. Я могу ошибиться. Я могу так жестоко ошибиться, что потом меня ждёт одна дорога — на самое дно вулкана прямо в кипящую лаву, чтобы она сожгла и память обо мне.

«В тебе что-то есть. Я вижу по глазам. Вижу, на что ты способна…» — в голову непрошено влез вкрадчивый голос Ктуула и мне показалось, что я вижу нетерпение, вижу его одобрение, его негромкое подбадривание. Руки задрожали и Артан, будто почуял слабину, ринулся вперёд, бросаясь всем телом, чтобы сбить меня с места.

Он не успел. Одно движение удлинённого когтя, брызнула кровь, а потом я ударилась затылком о пол, продолжая удерживать тело малыша.

Раздавшийся, полный звериной боли, вопль ударил по барабанным перепонкам, и я на мгновение зажмурилась, ощущая на себе вес Артана, который вырывает ребёнка из рук и грубо отшвыривает меня в сторону.

Что-то разбивается, я слышу другие голоса, как кто-то вцепляется в мои волосы, вздёргивая и бросая в стену. Вой всё не умолкает. Он раздаётся вновь с другой стороны, с другой тональностью, но с тем же безумным надрывом, отчего я начинаю непроизвольно смеяться.

Открыв глаза, вижу их всех, сгрудившихся над малышом, над тем, что от него осталось. И я не могу остановиться: смех прорывается сквозь сомкнутые вокруг рта руки, он рвётся наружу, пока Лиам не бьёт кулаком по лицу. И даже тогда не смогла умолкнуть, хотя от удара перед глазами расцвели звёзды и всё потемнело. Он ударил снова. И снова. И медь во рту растворялась так быстро, что я не успевала сплюнуть кровь, меня швыряло из стороны в сторону, пока не почувствовала удары по почкам и животу.

— Я убью тебя, мразь! — вопли Лиама набатом били по мне и никто не спешил его остановить.

Я заслужила каждый удар, ведь во мне умирала надежда. Лёд треснул, рассыпался, убирая этот невообразимый эгоизм. Эту вседозволенность, из-за которой посмела подумать, что…

И тогда сила вернулась. Она разлетелась по каждой клеточке тела, подбрасывая в воздух и откидывая Лиама. Сила затрепетала под кожей, возвращаясь в сосуды и заполоняя их блестящей, белоснежной жидкостью, что как пар окутала меня, поднимая выше к потолку. Мои руки, прижатые к груди в попытке защититься от ударов отчима, блестели серебром, изгибаясь под вернувшейся силой.

Я ощутила себя цельной. Собранной по кускам обратно в ту, кем являлась на самом деле. Это моя суть. Это моё настоящее. Моё. Моё. Моё!