Восхождение богов

Он взял девушку под руку, и они поднялись наверх, заходя внутрь. Запустение лишь на миг очаровало их, прежде чем открыться неприглядной правдой. Казалось, пару часов назад здесь гремела музыка, и вина текли рекой. Казалось, безудержная вечеринка окончилась, и люди попадали то здесь, то там, забывшись тяжелым сном. Казалось, праздник был таким ярким, что никто не сумел устоять.

Это все только казалось. Правда была в том, что никто из них не мог уйти. Не мог остановить свои ноги и прекратить танцевать. Не мог заставить голоса умолкнуть и броситься бежать. Они просто не могли этому сопротивляться.

Селеста пошатнулась, видя очередной труп с пробитой головой. Человек прижимал к груди вытянутую вазу, как если бы она была самой ценной в его жизни. Чуть поодаль лежала пара, разодравшая на себе одежду, отправляясь в смертельный загул. Их лица были высушены, а кожа напоминала пергамент. И запах от них шел, как от пыльной комнаты. Сидевшая возле них пожилая кэрра смотрела с умилением на то, что они с собой сотворили, а сама превратилась в камень.

Чем дальше Ник и Селеста углублялись во дворец, тем больше фантасмагорических картин представало перед ними. Люди умирали в самых причудливых позах, занимаясь удивительными, иррациональными вещами, как будто исполняя сокровенные желания из снов, где все именно такое – красочное, живое и пугающе соблазнительное.

Кто-то пытался петь, вскрыв ножом для писем горло, другой рисовал узоры кровью на окнах, выписывая детские рожицы вперемешку с кричащими ликами. Где-то люди резали себя, а где-то просто лежали на полу в обнимку, и их слезы напоминали драгоценные камни, застывшие и разлетевшиеся по всем углам очередной залы.

Ни Селеста, ни Никлос не говорили, что узнавали погибших. Их одолевали странные мысли, и они только переступали и перешагивали через тела или оставшиеся следы лихого «веселья». Так было до момента, пока они не наткнулись на первого вечного.

Это существо сразу выдало в себе иное. Его тонкие перепончатые крылья были проломлены в разных местах, как если бы оно упало с большой высоты, а потом на локтях тащилось по полу в сторону бального зала. От тела тянулся след во внутренний дворик дворца, вероятно, место падения. Селеста присела на корточки и аккуратно перевернула его, чтобы увидеть страдальческий излом застывшей смерти. Вечный умер так, как если бы до последнего вздоха пытался кого-то звать. Но так и не дождался ответа, и с этой мукой отправился на тот свет.

Другие вечные не обладали таким отличием, но все же выглядели не как люди, а скорее, как мифические создания, нацепившие человеческие маски. Их кожа отливала то зеленью, то серебром, то оливковым блестящим маслом. Не все они в смерти преисполнились печали, на многих лицах застыли непонимание, злость и усталость, детская обида, разочарование и надломленный крик.

– Их высушили досуха, – прошептал Никлос, разглядывая вечную, фигурой напоминавшую фарфоровую куклу с чересчур изящными чертами лица.

Она безучастно смотрела вверх, как будто в потолочной фреске таился какой-то особенный шарм, и от нее нельзя оторвать глаз.

– Сломанные куклы. Они стали не нужны, – ответила Селеста, протягивая руку и подхватывая под локоть спутника. Они почти пришли.

– Ты готова?

– Только если мы пройдем через это вместе.

Мужчина поцеловал макушку девушки, и они остановились перед дверями, через которые когда-то Селеста впервые попала в бальную залу, встретившись с ним.

Колесо замкнулось. И теперь только от них зависело, чем все завершится. Рука Селесты оттягивала предплечье Никлоса, горяча сквозь тонкую рубашку, и он сделал глубокий вдох, подспудно опасаясь того, что их ждет. Он боялся самого себя. Боялся того, как поступит Ктуул, на какие рычаги нажмет, чтобы добраться до его сердца. Сейчас Ник был уверен в себе как никогда, он знал себя, знал, что и зачем делает, но не знал плана старого бога. В чем подвох? В чем же будет их ошибка?

Как будто в ответ на смутные мысли, двери, подгоняемые нетерпением Ктуула, раскрылись, и пара ступила на балкон.

* * *

Он ждал их, сидя на троне, как победитель или властелин, укравший мечты у своих подданных. Его роскошный костюм отливал серебром и золотом, сверкая в солнечных лучах. Волосы ниспадали ровной белой волной, а приветливая улыбка дарила непроизвольную радость от долгожданной встречи.

Если выкинуть из головы все те ужасы, те кровавые зрелища, что встретились им на пути к бальному залу, если отбросить все, что они знали о вечном, если бы они видели это существо впервые в жизни, то могли бы подумать, что действительно встретили доброго бога. Сияющего бога. Бога, чьи дела никогда не окрасятся в красный цвет.

Вот он легко вскочил с кресла и спустился по ступенькам навстречу, раскрывая руки, как старым знакомым. Он шел, почти танцуя, и с такой же легкостью нарушил их близость, врываясь в нее и обнимая по очереди – сначала Никлоса, потом и Селесту, говоря с отеческой добротой в голосе: