Мысли стаей ворон кружились в ее голове, разлетаясь на отдельные ощущения – неправильно находиться здесь. Это запретное место. А они – грешники, раз так легко попали сюда. Священность. А она глядит на ядро, как будто перед ней обычный предмет. Нельзя вот так просто зыркать на воистину божественное начало!
«Мы грязные для столь чистого существа», – последняя мысль ударила по ней, и Селеста отступила назад, сдавливая виски, пытаясь прогнать непрошеные чувства.
– Из него Клэрия вытащила Книгу сделок. Она, используя ариус и нориус, воплотила магию мира в книжке, – заметив настрой Селесты, сказал Ктуул, поднимая голову. – Умная была девушка, не правда ли? Кстати, она сейчас с нами.
Одинаковое недоумение мелькнуло на лицах Ника и Селесты. Они даже двигались синхронно, как единое целое. На миг сердце старого бога кольнула зависть. Не такой близости он ожидал. Ник должен поглотить Селесту, чтобы та стала лишь тенью, продолжением его руки, а не самостоятельной единицей.
– Я забрал душу Клэрии из мира мертвых. Когда покинем этот мир и перейдем на ее родину, я хочу, чтобы она видела, как ее драгоценное ожерелье гибнет. Пускай никого из близких девушки давно нет в живых, но со смертью планеты и мертвые превращаются в частицы вселенной. Так что определенно она почувствует, что это такое – смерть всего.
– Я не позволю, – холодно заявила Селеста, возвращаясь к ядру и иначе глядя на его сверкающие вспышки, чем-то напоминающие протуберанцы на солнце. – Что бы ты там ни задумал – этому не бывать.
– Посмотрим, – обещающе подмигнул Ктуул, сосредотачиваясь на Никлосе. – Ну что, мой ученик, ты готов встать вровень с учителем? Готов освоить истинную силу? Только попроси – и я покажу как.
Кто бы от такого отказался? Кто бы сказал вечному, способному за один миг отправить целую планету в небытие, что это – не его желание? Что планы Ктуула – лишь иллюзия, что человек, стоящий перед ним, абсолютно не взволнован открывающимися перспективами?
Никлос хорошо представлял себе и прошлое, и настоящее. Он помнил все, что Ктуул сделал с ним и его близкими. Помнил, что именно из-за старого бога умерли родители. Что морвиусы по
Весь путь бога был усыпан трупами и страданиями живых. Как такое существо может представить себе, что найдется разумный, согласный встать рядом с ним на этот путь?! Ник не был больным. Он не был психопатом или слабым, безвольным существом. Все темные желания, пробужденные в последний год, потеряли ценность. Он мог им противостоять. Он не был Каргом. И в этом вся суть.
Было и иное. Селеста, вставшая рядом, чья рука приятно грела ладонь, а чувства, связанные черно-белыми нитями, горели так же ясно, как в первый раз. Она была на его стороне. Чем бы все это ни закончилось. Они вместе.
– Хорошо. Покажи мне это, – совершенно спокойно заявил Ник, поднимая взгляд на застывшего вечного.
Ктуул, будто пробудившись от спячки, уставился в ответ. На мгновение он показался древним стариком, пьяницей с ликом смерти. А волосы, отливающие перламутровыми оттенками, выцвели и посерели. Глаза утратили фиалковый цвет, полностью покрылись золотом, и губы открылись в молчаливом крике, будто перед ними стояла живая статуя со сверкающей, ледяной кожей.
Через секунду видение схлынуло, оставляя невозмутимость вечного. Он потянулся, разминая кости, а через них – и силу внутри себя. Протянув руку, он дождался, когда Ник, обогнув ядро, встанет рядом и схватится за нее.
– Не думай, что не знаю твоих мыслей, ученик. Не думай, что твои сомнения мне неведомы. Я ожидал их, и в этом заключается ваше поражение, – наклонившись к собеседнику, скрывая их обоих за шелковистой завесой волос, прошептал Ктуул.
Ник дернулся, пытаясь вырвать руку, но не преуспел – так жестко его держал старый бог. Мужчина успел лишь единожды бросить взгляд на нахмурившуюся Селесту, как Ктуул схватил его за загривок и резко наклонил вперед, опуская прямо в ядро.
Невозможно описать смерть, случившуюся таким образом. Невозможно даже представить себе, что можно почувствовать в момент, когда заряд ядра проникает в атомы тела. Когда он сталкивается с ними с такой мощью, от которой они буквально разрываются на части. Это просто за гранью понимания. Как будто разом в тебя влился весь мир. Как будто глотнул воды, и она моментально распространилась под оболочкой, захватывая все. Ты больше не чувствуешь ничего, кроме удушья, но пытаешься кричать. И этот крик прорывается наружу, будто ты – младенец, выбравшийся из материнской утробы.
За долю секунды перед глазами проносится вся жизнь, упираясь именно в это воспоминание. А потом калейдоскоп отправляется дальше, во тьму, обратно к месту, откуда ты выполз во чрево матери. Сюда. В это ядро.
Это – возвращение к истокам. Это до начала жизни. Это – сама жизнь.