Восхождение: Град Темных Вод

Юный, чистый, как горный ручеек, голос дроу резко контрастировал с ее внешностью: косички, уложенные в сложнейшую конструкцию, были и черными, как смоль, и белесыми, как кость, выбеленная годами; алебастровая кожа без единой морщинки и водянистые глаза, как у слепых (однажды, там, в другом мире, Стас приводил на занятия слепую модель). Бестия выглядела не старой, нет. Она казалась молоденькой девушкой, по жестокой причуде темной богини вселенной в тело древней старухи; а затем юность и древность смешались, не желая уступать друг другу.

Одеяние с серебряными шипами еще более длинными, чем у той Бестии, что доставила Хэйт в обитель, на голове - корона, материалы: серебро и, вроде бы, обсидиан.

"Шипы - это явно их фишка", - с затаенным трепетом подумала Хэйт. "Мать", как говорится, внушала. Не меньше "внушало" и место.

Огромадный зал, над которым трудилась природа (если, конечно, забыть о нелегком труде гейм-дизайнеров), уставленный алыми свечами. Свечи были повсюду, на каждом выступе, в напольных подсвечниках, на сталагмитах, коих в зале-пещере имелось бесчисленное множество. Но разогнать темноту свечи были бессильны, они только множили острые тени...

- Я жду! - негромко, но требовательно одернула глазеющую по сторонам адептку Бестия.

- Мне нечем платить, - выдохнула Хэйт, почти молясь Ашшэа, чтобы Глава не разгневалась. - Нет ничего такого, что могло бы окупить гибель ушедших или судьбу выживших. Вы можете меня убить - но я воскресну, так что ценность моей жизни ничтожна.

- Ничтожна, - эхом повторила дроу. - Какое верное слово. Твое счастье, что в смертях дочерей я виню детей Иттни. Они поставили дроу на острие атаки, в то время как сами предпочли позиции прикрывающих. Наши давние союзники из степей поступили благородно, приняв основной удар на себя, а Светлый Лес... всегда был и останется "светлым".

"Пожалуйста, только не надо впутывать меня в политику!" - запаниковала было Хэйт, но тут же одернула себя: да кто она такая, чтобы ее в разборки между расами вовлекать? Нос не дорос еще.

И тут в голову адептке пришла мысль, лучшая из всех, что когда-либо посещали ее - в обеих реальностях.

- Это не может быть платой, - выговорила Хэйт, открывая инвентарь и извлекая из него один предмет. - Но может быть подношением. Мать Дома Бестий, прошу, примите мой скромный дар.

На вытянутых руках она держала картину. "Искру Архидемона".

Глава Дома Бестий рассматривала подарок так долго, что Хэйт засомневалась - действительно ли мысль была отличной?

Наконец унизанная кольцами рука коснулась полотна.

- Дар принят.

Прежде Хэйт думала, что со жрицами Ашшэа - трудно. Их реакции сложно предугадать, а "бедная" мимика не облегчает задачу нисколечко. Но там хотя бы были оповещения об изменении репутации, и можно было как-то сориентироваться, если течение разговора завернуло не туда, куда следовало.

Здесь же каждое словечко было подобно вышагиванию по тонкому льду. Без подсказок от системы, без уверенности в "попадании", без понимания куда и зачем она бредет...

- Ты слаба, - выдала наблюдение НПЦ, снова поставив в тупик адептку сменой темы разговора. - Ты ничтожнее пыли, немощней новорожденного. Но ты можешь творить, и это не мало. Бестией тебе не стать, как не может вода стать камнем. Но вода может стать льдом, а лед - сковать любого глупца, решившего испить водицы.

Хэйт замерла. Однажды одна темноухая непись, приснопамятная жрица Каштэри, выдала ей хоть и отдаленно, но схожую речь. В итоге все закончилось заданием на смерть циклопа... и древним пергаментом.

"Неужели?"...

- Ты слаба, - повторила Глава Дома Бестий. - Тебе не стать Бестией. Но ты можешь рискнуть и ступить на путь боли, страданий и ужаса. Согласившись, ты проклянешь и меня, и этот день, и себя самое - за согласие. Ты вправе будешь уйти, но обратной дороги не будет. Ты слаба - и наверняка сломаешься. Я спрошу лишь один раз: хочешь ли ты попытаться пройти дорогой мучений, крови и кошмаров?

"Это было превосходнейшее вложение капитала", - с дрожью от волнения подумала Хэйт прежде, чем выпалить жаркое:

- Да!

На лице Бестии промелькнуло что-то, отдаленно схожее с жалостью.

Непись хлопнула в ладоши, и из тьмы вынырнула копия той дроу, что доставила Хэйт в обитель.

- Отдай Тарише все, что у тебя с собой и на тебе, - велела Глава Дома; заметив выпученные глаза пришлой, снизошла до пояснения. - Первым тебя ждет шаг познания. Когда дочери Дома проходят его, мы следим, чтобы познающая не ушла за грань. По счастью, с тобой эти предосторожности ни к чему. Ты чужая Дому, спасать твою жалкую, бесконечно повторяющуюся жизнь - только тратить понапрасну силы.

Хэйт, начиная осознавать, что вляпалась со своим восторженным: "Да!" - в нечто, до крайности отличающееся от ее ожиданий (не очень явно сложившихся, но в "меню" входили "плюшки"), приступила к разоблачению.

"С подводной лодки некуда бежать", - в смешанных чувствах подумала адептка.