А вечером она разбирала свои старые работы. Их набралось немало - целый чулан. Вероника составила крупные полотна (в подрамниках, без них она не хранила картины) по времени написания, отдельно отобрала наиболее удачные, небольшие убрала на отдельный стеллаж. Рассортировала акварели в папках, рисунки (грифель, графит, карандаш).
Казалось бы - дел на полчаса, однако возилась девушка часа четыре. Но следовало сделать это давно, бессистемное распихивание "куда придется" впоследствии выходило боком, когда нужно было что-то отыскать.
Еще можно было подбить итоги. Так, прошлым летом она написала пять работ маслом: цветочный натюрморт, композиция с тыквами и глиняной посудой, пейзаж с натуры, одно баловство с формами и цветами (бублики и цилиндры насыщенных цветов) и попытка (крайне неудачная) автопортрета. Против весомого "ничего" в году нынешнем.
Не очень-то оптимистичное вышло сравнение.
- Ленивцы - милейшие создания, но я вроде не из них? - вздохнула Вероника. - Значит, будем наверстывать. А то заигрались тут некоторые...
Утром, благодаря недюжинному усилию воли и будильнику, Вероника погрузила свое бренное тельце в маршрутку, предварительно влив в него большую чашку кофе. Действовать бодрящий напиток начал где-то с середины пути, так что проснулась она, по сути, уже в дороге. Подобное было в порядке вещей для девушки, поэтому все, что она предприняла - это сверилась, туда ли едет маршрутка. Оказалось - туда, пролеты Большеохтинского моста свидетельствовали.
- Чудно, - кивнула она и покосилась на корзину с фруктами на своих коленях. Откуда взялась корзина, Вероника помнила смутно. Вроде бы из супермаркета, но момент покупки она заспала. Не мучая сонный свой мозг, девушка повернулась к окну.
Вода в Неве (наверное, из-за шторма) была темной-темной, несмотря на ясное небо.
"Вот мне и натура", - подумалось Веронике. "Нева - море, запертое в берегах. Не вдохновлять не может".
Больница: старое здание со стенами цвета... нет, иначе тут было не сказать, знание цветовой палитры не помогало - детской неожиданности, располагалась дальше конечной, девушке пришлось пройтись; царили в ней запахи, далекие от приятных, понурые лица больных и злые глаза над белыми халатами - это уже персонал.
- Если аллергия на медицину встречается, у меня, определенно, она есть, - девушка ускорила шаг.
Стас сказал ей номер палаты, где лежала Анна, избавив Веронику от необходимости лишний раз общаться с людьми.
- Ты?! - завидев одногруппницу на пороге палаты, рывком выпрямила спину Аня. - Какого...
- Погода хорошая, думаю, дай зайду, сделаю гадость, - Вероника осмотрелась.
Пять коек, две из них застелены, на той, что у окошка, кто-то лежал, отвернувшись ото всех и укрывшись простыней. Женщина с соседней с Аней койки встала, чинно поприветствовала чужую визитершу (воспитание!), объявила, что хочет прогуляться и даже извинилась.
- Тебе мало было жалобы? - огонек, вспыхнувший было в глазах Анны, погас, и сама она как бы обмякла. - Решила убедиться лично, что враг повержен, а, королева?
Вероника поморщилась: громкие слова из уст некогда яркой, бойкой девушки, сейчас похожей на тень самой себя, как если бы из нее вынули стержень, одну оболочку оставили - производили унылейшее впечатление.
- После Ярославля у меня осталась запись на диктофоне, - она не собиралась этого говорить, вырвалось. - Которую я потом удалила. И странно, что тебе не сказали, кто именно доложил о том случае ректору. Даже мне - сказали, а тебе - нет.
- Игра в благородство? - немного оживилась Аня. - Или задурить меня пытаешься?
Вероника пожала плечами.
- Выйдешь из больницы - спроси у ректора. Или прямо сейчас Стаса можно набрать. С громкой связью. Но Стасу ты можешь и не поверить, а Юрию Алексеевичу - вряд ли.
- Кто? - Анна подобралась. - Кто эта паскудина?!
- Ну что ты, - Вероника подошла к "больной" почти вплотную, поставила корзину на тумбочку. - И лишить тебя радости самой выяснить правду? Ты ведь любишь узнавать о людях новое. Вот только одного не могу понять: зачем себя-то калечить было? Ну, вышла вся история наружу - и что с того? Перешагнула бы, и шла себе дальше!
- Ты всегда была на вершине, - злобно сверкнула глазами Аня, порадовав визитершу (злость - это лучше, чем обреченность). - Глядела на всех свысока. Мы, простые смертные, получали остатки света и похвал. Но ты-то выше всего этого. Тебе не понять, каково это - все потерять. Учебу, шанс на будущее, уважение друзей и семьи - все! Я ведь рассчитала... Мать возвращается в семь, братья из спортзала в семь тридцать. Набрала еле теплую воду. А потом, когда никто из них не пришел, мне пришлось выбирать: вылезать из ванной, позорно прятать порезы или... закончить. Мне терять было нечего. Нечего. Но тебе не понять.
- Ошибаешься, - дослушав одногруппницу, тихо произнесла Вероника. - Это ты плохо понимаешь, что значит "все".
Говорить о себе - этого она точно не намеревалась делать. Рассказать Стасу стоило немалых усилий, а уж Ане...