Может и не отпустить на концерт в Петербург, куда пригласил ее Римский-Корсаков, который не раз восхищался ее голосом, ее Снегурочкой и Морской царевной… И вот прислал ей приглашение… Великая радость, но как отнесется к этому Савва Иванович? Театр, поврежденный пожаром, спешно отстраивался, Мамонтов торопил, труппа постоянно репетировала, но ее почему-то мало занимали работой. Почему? Михаил Александрович Врубель говорил ей, что ничего страшного, но все-таки почему все так переменилось? Несколько раз она собиралась написать Римскому-Корсакову, но робость одолевала ее, и она каждый раз откладывала… И в то же время он шлет ей такие ласковые письма… Почему бы и ей не признаться в своих сомнениях?.. Интриги, интриги и интриги… А ведь как все было хорошо в минувшее лето… И она вспомнила, как еще в мае занемогла, и надо было ехать в деревню, но лечиться легче в городе, чем в деревне. Но слава Богу, никакой серьезной болезни у нее не оказалось, приняла обычный курс лечения, чтобы укрепиться и храбро принимать удары, которые готовили, оказывается, ей судьба и Частная опера. Но вот уже в мае по театру разнесся слух, что Мамонтов занимается розысками старых итальянских опер, переводит их на русский и намеревается включить в репертуар. И уже тогда она предвидела для себя ряд испытаний: ясно, что она должна петь в этих операх, а значит, уже тогда он хотел отнять у нее русский репертуар. Уже тогда у нее закрались сомнения, но она под влиянием Михаила Александровича отогнала прочь эти мрачные предположения… Нет, нет, она будет петь и в «Садко», и в «Снегурочке», и в «Псковитянке»… Положение ее в театре казалось ей незыблемым. И вот пошатнулось… Не раз она пыталась поговорить по душам с Саввой Ивановичем, но все не удавалось. «Почему он упрямо твердил, что я интриговала против Пасхаловой, что я поссорила Римского-Корсакова с ним, делала все предумышленно и намеренно и, наконец, в «Снегурочке» я была плоха и даже фальшивила?! Вот уж зря!!! Это кого хочешь оскорбит… Пусть его… Не это меня огорчало, не все ли мне равно, какого он мнения обо мне, лишь бы петь то, что мне интересно… Но этот год так и прошел, можно сказать, безрезультатно… Ну, до 26 декабря осталось недолго, а там можно и не продлевать контракт с Мамонтовым».
Надежда Ивановна, легко покачиваясь на рессорах коляски, грустно смотрела на бегущих впереди лошадей, на крепкую спину извозчика и снова вернулась к своим беспокойным мыслям и воспоминаниям: странный все-таки Савва Иванович — то искал итальянские оперы, то показал ей список из двадцати трех опер на текущий сезон, среди которых — «Анджело» Кюи, «Орлеанская дева» Чайковского… Уж ее-то не обманешь, ей сразу стало ясно, почему «Орлеанская дева»… Потому что Савва Иванович мечтает о том, какую великолепную фигуру даст Маша Черненко, а подойдет ли эта партия к ее голосовым данным, он как-то не думает… Ну что ж, пусть «Орлеанская дева», и для нее там красивая партия королевы Агнессы, правда, работать придется много, но работы она не боится. Савва Иванович увез их в имение Любатович, это недалеко, всего в двух часах езды от Москвы, и они быстро вернулись, но какое незабываемое впечатление осталось у них от пребывания там… Оказывается, там собралась чуть ли не вся труппа, любимчики конечно. Ну и пусть. А как прекрасен был Шаляпин, исполнивший «Моцарта и Сальери», пел и за баса, и за тенора, пел превосходно, и ему аккомпанировал Рахманинов. О Господи, есть же Богом одаренные люди… Какое редкое наслаждение она испытала в эти минуты… А музыка какая, изящная, трогательная и вместе с тем такая умная, если можно так выразиться… Незаметно прибыли они домой, в новую квартиру. Квартира была чудесная, большая, светлая, правда, далековато от театра, но что ж поделаешь, идеальных условий, видно, никогда не добьешься…
Михаил Александрович Врубель всю дорогу молчал, был явно не в духе, что-то тревожило его последние дни. Да и можно его понять: работает много, а выставляется еще очень мало. Только работа в театре приносит ему удовлетворение.
— Ты знаешь, Миша, — постаралась расшевелить его Надежда Ивановна, — сегодня успех у публики был полный, не ослабевающий до конца, много раз вызывали, устраивали овации, и все-таки нет удовлетворения. И Савва Иванович всех хвалил сегодня на банкете, был рад и счастлив. А у меня почему-то такое настроение, как будто прощаюсь с театром вообще.
— Ты слишком много думаешь о своих разногласиях с Мамонтовым, во всем видишь его интриги против тебя…
Врубель, сославшись на усталость, вскоре ушел к себе, а Надежда Ивановна, возвращаясь к событиям последних дней, снова окунулась в воспоминания…