Восхождение к власти: город "бога"

Италтйцу стало не по себе, сердце стало биться чаще, звеня ударами артерий в ушах. Имперец побледнел ещё сильнее, его колени задрожали, а руки похолодели. «Где мой любимый автомат?» - спросил он у себя, но в ответ лишь приближающаяся паника. Он воин и боец, давший клятву сражаться за людей, прошёл десятки сражений и стычек с самыми опасными противниками, от роботов до наёмников, но никак не гладиатор, который сражается без хорошего оружия и поддержки, в одиночестве и на потеху арене. Впервые за долгое время он чувствует убийственный страх, который вот-вот подкосит его ноги. Даже когда он мстил за гибель друзей в Сиракузы-Сан-Флорен преступному миру, с ним был его брат и наёмник. А здесь он один и в поддержку только присутствие где-то в толпе Сериль, да помощь Бога.

Чтобы не упасть от эмоций, парень сел на каменный выступ, на котором сидит множество других людей, и он занял место возле очень интересного человека. У него бардовый балахон, расшитый золотыми узорами, капюшон откинут назад, а на коленях покоится двуручный простенький меч, с железным навершием в виде волчьей головы. У него короткая стрижка, почти под ноль, глаза отражают цвет янтаря, грубое лицо в общем – широкий подбородок, высокий лоб и мощный нос.

- Не-не думал, что тут бьются и слу-служители Прихода, - заикаясь, констатировал Данте и попытался взять себя в руки, глубоко вздохнув и выдохнув, вспоминая слова Сериль о страхе.

- Не думал, что тут есть трусы, - отчеканил хладно парень в бардовых одеждах, - ты боишься, парень? Боишься умереть там, на песке и навсегда сгинуть?

- Нет, - ответил Данте, - не боюсь. А ты?

- Я хожу под сенью самого Кумира. Я не могу пасть, а потому и страх мне не ведом.

- Так что ты тут делаешь?

- Я пришёл сюда, чтобы восславить наш Приход, доказать, что у него есть достойные воины, дать бой всяким крысам, отвергающим свет Кумира. Ну и естественно попасть в «Освещённый Духами» квартал… и увижу возможного самого Кумира. А ты за что биться вышел? За деньги? За славу? Так знай, они не более чем пыль в этом мире. Не для этого я снял с себя Святые Сентенции и дал право ударить себя.

- Ох, лучше скажи, как тебя зовут.

- Имя моё – Ишьян.

- Странное имя для этих мест, - удивился Данте. - Ты случаем не востока? Прям далёкого?

- Нет. Оттуда были мои далёкие предки, осевшие тут, когда начался всеобщий разлад. Тут они и остались.

- Как и мои, - вмешался в разговор высокий чернокожий парень, - они тоже тут остались.

- А ты кто? – спросил Данте.

- Я Мохаммед. Запомни моё имя. Когда ты умрёшь, расскажешь его духам на небе, как имя победителя.

- Духам не нужны имена, чтобы знать победителя, - грубо выговорил Ишьян. – Они сами выберут победителя. Парень, а как тебя зовут? – пихнув коммандера, спросил культист.

- Я Данте. Ты спрашивал, за что я сражаюсь. Честно и сам порой не могу понять. То ли за самого себя, то ли за человечество.

- Человечеству нужна наша вера и власть Прихода, чтобы оно расцвело. Я с самых лет, как и мои предки, служу на благо Храмов и народа, а поэтому говорю, чтобы люди по всему полуострову объединились под нашими стягами. Только тогда всё будет ладиться, - с рвением фанатика отчитал проповедь Ишьян.

- Нормально? Ладиться? – переспросил ошеломлённо Данте, позабыв про страх, который сменился недовольством. – Я хоть тут и не давно, но вижу тут одну нищету да беды, но никак не другое.

- Не смей роптать на бога нашего земного – Кумира! - рьяно парирует Ишьян. – Он ходит средь людей и всё слышит. Благодаря его милости существует Град священный, город бога нашего, от его светлого лика мы питаемся. Тут тебе и радости для тела, вроде «домов упоения» где можно свободно наркотик любой употребить или множество борделей.

- О да! – кто-то поддержал культиста. – Бордели — это хорошо!

- Тут есть и для души спасение, - продолжает одухотворённо Ишьян. – Множество Храмов и Соборов, где в молитвах мы славим Кумира и духов. Это всё нам дал Кумир, он вложил в руки нашу великую силу веры. Он наше божество, а тут город Его. Но вот не было ни Кумира, ни Прихода и что бы было тогда? Анархия и хаос, упадок и смерть. А мы та сила, которая удерживает мирян от того, чтобы они не перебили себя. Так что зря ты так, Приход — это хорошо.

- Может и так, - согласился Данте, понимая, что спорить с фанатиком, который свято убеждён, что только благодаря его культу всё тут организовано и сам мир существует ради Кумира, бесполезно; да здешний люд не видел ничего, кроме этого безумия, а посему и лишён свободы. – А что это у тебя на поясе? – заметив блестящий металл, спросил коммандер.

- Это? – в руке Ишьяна оказался маленький серебряный крестик. – Реликвия древности, что досталась мне от моих далёких предков. Из поколения в поколение передаётся она вот и мне досталась. Все в моей семье говорили, что это могущественный артефакт веры, который даёт силу и защиту, вот я и ношу его с собой.

«Сказать или не сказать, что это христианский крест, распятие Христово? Нет, а то ещё выкинет, а так, если Бог даст, может, одумается. О Господи, помилуй нас грешных», - подумав, вздохнул Данте.