Рассматривая всё происходящее, Данте становится противно, мерзко. Ведущий истошно вопит, а толпа только и рада смотреть, как люди убивают подобных себе. До италийца дошла суть пользы и предназначения Рейха ещё сильнее… «пусть миром правит тотальная мораль, чем они будут топить в крови себя во имя свободы» - таковы мысли заключительные парня, промелькнувшие средь свиста пуль.
- А это кто там? – спрашивает лейтенант-коммандер, указав на двух девиц и трёх парней, что как заправские снайперы отстреливают противников, забравшись на кучу кирпичей.
- Они нам и не дают высунуться. Эх, попали же мы!
- Если ты меня прикроешь, я устраню их.
- Насчёт «три»…
- Три!
Щелчок по батарейке и всё готово. Ишьян открыл беспорядочный огонь по всем, кто посмел высунуться, а воин Рейха, поднявшись, нацелил пистолет прямо на пятерых гладиаторов. Из дула пистолета вырывался долговременный толстый насыщенный светом луч, который продолжил литься из жерла орудия, аки свет божий. Энергия по очереди, одного за другим, поджарила за конечности, искромсав жаром плоть нескольких стрелков. И девиц, и парней и ещё парочку гладиаторов выжарив до состояния угля. Данте повёл себя благородно, не став их добивать, оставив валяться на песке, пока их не добьют другие разъярённые гладиаторы.
Валерон снова упрятался. Он нажал на кнопку и батарейки и источник энергии, став чёрным куском непонятно чего, упал на песок.
- Невероятно! – восторженно заорал ведущий. – Это невероятно! Вы видели это шоу! Этого парня благословил сам Кумир, не иначе!
Но Данте всё равно на истошный вопль заводилы. Он ранил обычных людей, вышедших на арену за последние деньги, из голода. Он явно не воин милосердия, не иначе, который с холодной флегматичностью решил судьбу несчастных семерых человек, не отступников и еретиков, не тех, кто противится новому порядку, а обычных парней и девушек, даже не знавших, что скоро придёт «царство избавления». Но с другой стороны совесть его гложет минимально, ибо представься у них такая возможность, его бы пристрели тут же, только встань на линию выстрела.
- Оп-а! – дал о себе знать Ишьян. – Что же твориться.
- Что там? – подавленно спросил Данте.
- Да нашу схватили и тащат.
- Что?!
- Да сам посмотри,… совсем обнаглели черти?
- А зачем они её схватили?
- Ты что маленький… сейчас утащат в какую-нибудь траншею, их прикроют, да будут насиловать. Это же, как толпа обрадуется!
- Совсем осатанели тут! – восстал Данте, защёлкнув новую батарейку. – Нет. Тут нельзя срам разводить… не при мне.
Италиец вышел из-за укрытия и сразу увидел, как два парня и одна женщина тащат одну брыкающую и верещащую девушку, пригнувшись, чтобы не быть скошенными пулей случайной. На мушку тут же была взята первая цель, и яркий луч поджарил голову первому мужику, потом лейтенант-коммандер прострелил ногу и через секунду голову распутной женщине, а последний залп пробил плечо тщедушному пареньку. Девушка вырвалась, но далеко не убежала – чей-то обрез озарился залповым огнём, и дробь изодрала ноги в клочья.
- Проклятье! – выругался Данте. – Грязные ублюдки!
Из сотни выжило половина, а остальные обагрили песок своей кровью, но впереди только самое худшее.
- Всё!!! – раздался ор главного заводилы толпы. – Вот и кончилось время пистолетов! Для чистоты следующего раунда, гладиаторы обязаны отдать огнестрельное оружие, иначе… к ним будут применены расстрельные меры! На месте!
На поле тут же вышли десятки человек с корзинами и револьверами на поясах, чтобы убеждать отдать оружие было удобнее, в чёрном тряпье, поднимающие пистолеты с песка и требующие положить своё. Данте тоже бросил в корзину свой энергопистолет и ухватился за рукоять меча, в предвкушении команды и как только последний человек с корзиной мелькнул за пределы арены, её дали:
- А-а-а теперь обнажите клинки, гладиаторы!
Данте и Ишьян объединились в пару. Таковы правила и так легче противостоять группам других гладиаторов. В руке парня сверкнул меч, засиявший голубоватым свечением символов латыни.
- О-о-о, я смотрю, Храмовник полон секретов! – обратил внимание на Данте ведущий.
Ишьян держит длинный меч, но вот владеть им будет трудновато – левая рука прошита выстрелом, не так, чтобы больно, обезболивающее которым себя подбодрил слуга Прихода, помогает, но всё равно довольно неудобно. Спина к спине встали два воина в ожидании нападения.
- Ты готов!? – рыча, спрашивает Ишьян, смотря, как их окружает полдесятка гладиаторов.
- Да!