Восхождение. Кромвель

— Если я соглашусь на то, чего требуете вы, что же тогда останется у меня? Пожалуй, вы станете представляться мне с непокрытой головой, целовать мне руку и называть меня «ваше величество», даже, может быть, сохраните формулу «воля короля, возвещаемая палатами», и станете в неё облекать ваши приказы. Возможно, передо мной ста нут носить жезл или шпагу и позволят мне забавляться скипетром и короной, этими бесплодными ветвями древа, которые недолго будут цвести, если засохнет ствол. Но что касается настоящей, действительной власти, я стану тенью, внешним знаком, пустым призраком.

Король отказал. Настал черёд представителей нации. У них оставалась возможность обдумать своё положение, положение монарха и королевства, представить хотя бы на миг, к чему приведёт вооружённое столкновение. С этой стороны беда заключалась в том, что обдумывать и представлять было некогда. Король вооружался, готовился к нападению, а парламент всё ещё был безоружен. Страх гнал их вперёд. Они должны были защищаться, а не раздумывать Четвёртого июля парламент образовал из пяти лордов и десяти представителей нации комитет общественной безопасности, которому вменялось в обязанность обеспечить оборону и добиться исполнения всех постановлений парламента. Графствам было направлено предписание вооружаться, запасать порох и приготовиться по первому сигналу выступить на защиту парламента. Девятого июля ставится на голосование предложение набрать в Лондоне десять тысяч добровольцев. Парламенту предстояло сделать ещё один решающий шаг, который приблизит войну. В нём царит всеобщее возбуждение. Большинство готово жизнь положить за идеал свободного общества, тем более что воевать придётся другим. Однако в нижней палате оказались и те, кто способен вовремя испугаться предстоящих событий. Бенджамин Редьярд в серьёзной, обдуманной речи выразил мнение благоразумных людей:

— Милорд председатель, я до глубины души проникнут и объят чувством того, чего требует честь палаты и успех этого парламента. Однако, чтобы верно судить о том положении, в каком теперь мы находимся, перенесёмся на три года назад. Если бы тогда кто-нибудь нам сказал, что королева убежит из Англии в Голландию, что король от нас удалится из Лондона в Йорк, говоря, что в Лондоне ему угрожает опасность, что мятеж охватит Ирландию, что государство и церковь сделаются добычей раздоров, которые их терзают теперь, наверное, мы затрепетали бы при одной мысли о таком положении. Поймём же всю его тяжесть теперь. Если, с другой стороны, нам сказали бы, что три года спустя у нас будет парламент, что будут уничтожены корабельные пошлины, что будут упразднены монополии, церковные суды, Звёздная палата, подача епископами голосов, что круг действий Тайного совета будет определён и ограничен, что у нас будет парламент каждые три года... Что я говорю?! У нас будет постоянный парламент, распустить который не имеет права никто, кроме нас самих! Наверное, всё это нам показалось бы не более, чем приятной мечтой. И что же? Мы действительно получили всё это, но не умеем применить это к делу. Мы хотим новых гарантий. Действительное обладание этими благами составляет лучшую из гарантий: они обеспечивают сами себя. Будем же осторожны: домогаясь какой-то полной безопасности среди всякого рода случайностей, можно подвергнуть опасности то, что мы имеем. Положим, что мы достигли бы всего, чего нынче желаем, всё-таки мы не сможем наслаждаться безопасностью математически верной: ведь все человеческие гарантии подвергнуты порче и с течением времени становятся несостоятельными. Божественный промысел не терпит цепей. Он хочет, чтобы успех был в Его руках. Милорд председатель, нынче всем нам следует вооружиться благоразумием, к какому мы только способны, потому что пожар скоро вспыхнет, тогда повсюду воцарится хаос. Стоит начаться кровопролитию — и мы впадём в неминуемое бедствие, в ожидании неверного успеха, которого достигнем бог знает когда, и ещё бог знает какого успеха! Всякий человек обязан сделать крайнее усилие, чтобы помешать кровопролитию, ибо кровь есть грех, который вопиет об отмщении, я не говорю уж о том, что кровь запятнает всех нас. Станем спасать свои права, своё имущество, но таким образом, чтобы вместе с тем спасти и наши души. Итак, я исполнил долг совести, выступая перед вами. Предоставляю каждому спросить свою совесть и поступить в согласии с ней.

Возможно, каждый из депутатов и спросил свою совесть и действовал в полном согласии с ней, однако многим совесть говорила иное, чем она говорила Бенджамину Редьярду и тем, кто был на его стороне, потому что король не бездействовал в Йорке, а не бездействовал он именно потому, что парламент вырвал у него всё то, о чём Бенджамин Редьярд так верно повествовал. Голосование было объявлено. За немедленный набор добровольцев было подано сто двадцать пять голосов. Против высказалось всего сорок пять депутатов нижней палаты, а в значительно поредевшей верхней против набора был только лорд Портленд.