Восхождение. Кромвель

Кромвель не мог согласиться ни на какие уступки. Возможное предательство шотландцев его не пугало. Генерал всюду рассказывал, как трусливо вели себя шотландцы в битве при Марстон-Муре, уверял, что со своими кавалеристами справится и без них, а если до этого дело дойдёт, разобьёт и шотландцев, как только что разбил принца Руперта. Это не было пустым хвастовством, а твёрдая уверенность в себе и в своих людях. Иначе и быть не могло: ведь отныне он избран Господом.

Пресвитериане, умеренные, в особенности Манчестер и Эссекс, были испуганы. Они были далеки от простых сельских хозяев, свободных фермеров и арендаторов, которые были индепендентами и составляли кавалерию Кромвеля; рассчитывали только на богатых дворян и их слуг, которые плохо сражались и не хотели и не могли победить. По этой причине они больше всего надеялись на помощь наёмников шотландцев, и вот этот смутьян сеял вредные мысли, не только отталкивал, но и оскорблял их верных союзников, которые в самом деле были готовы перейти на сторону короля.

С этим бунтовщиком надо было покончить, но действовать открыто они не могли: Кромвель был популярен среди солдат и простых англичан. Первого декабря они собрались в доме Эссекса на совещание, долго судили и рядили, однако ни один из них не был наделён цельной натурой и сильным умом. Придумать ничего не смогли. Наконец, близко к полуночи, кому-то из них пришла в голову мысль пригласить на совещание Уайтлока и Мейнарда, известных юристов, авось эти светлые головы придумают что-нибудь.

За ними послали. Оба были чрезвычайно удивлены: время для юридических консультаций представилось им слишком неподходящим. Однако их просили именем влиятельного лорда и генерала, и они не могли не прийти. С подчёркнутой осторожностью их вели чёрными улицами под мелким дождём. Лица путников были скрыты капюшонами толстых плащей. Одинокий фонарь тускло светил впереди.

Они нашли Эссекса в окружении умеренных и шотландцев, причём шотландцы играли главную роль среди заговорщиков. Им предложили занять свободные кресла, поставленные подле большого стола. Стол освещали оплывшие свечи двух канделябров: видимо, начали совещаться давно. Эссекс и его гости были сосредоточены и молчаливы. Наконец один из них, граф Джон Кэмпбел Лоудон, канцлер Шотландии, чётко и ясно выразил общую мысль:

— Милорды, я полагаю, вы знаете, что генерал-лейтенант Оливер Кромвель не принадлежит к числу наших друзей. С той минуты, как наши войска вступили на английскую землю, он употребил все усилия, чтобы очернить нас и лишить нас общественного доверия. Вы не можете также не знать, что в той же мере он не расположен к его светлости лорду-генералу графу Эссексу, которого и мы и вы имеем столько причин уважать. Наконец, по условиям нашего договора каждый, кто станет играть роль поджигателя и сеять вражду между двумя королевствами, должен быть без колебаний и промедлений предан суду. По шотландским законам слово поджигатель подразумевает того, кто сеет раздоры и затевает смуты. Мы хотели бы знать, имеет ли это слово такое же значение и в английских законах и заслуживает ли, по вашему мнению, генерал-лейтенант Оливер Кромвель имя поджигателя. Если вы находите, что заслуживает, то сделайте милость, скажите, как нам должно с ним поступить?

Юристы переглянулись. Граф Лоудон позволил себе отклониться от истины. Оливер Кромвель далеко не с первой минуты вступления шотландцев на английскую землю позволил себе пренебрежительно отзываться о них, а только после того, как большая часть их трусливо бежала с поля сражения, а вожаки завели с королём переговоры о мире и утверждении единственной пресвитерианской церкви на английской земле.

Юристам всё это не могло прийтись по душе. Оба окончательно убедились, что их хотят втянуть в заговор, что было опасно. Отказаться тоже было нельзя: из страха разоблачения их могли убить по дороге домой. Надо было так ответить на поставленные вопросы, чтобы не дать согласие и не отклонить предложение.

Молчание затянулось. Эссекс поднялся и дёрнул ленту звонка. Тотчас вошли бесшумные слуги, поставили новые канделябры и удалились так же бесшумно, как и вошли, плотно затворив за собой дубовые двери.

Стало светлей. Все глаза были устремлены на юристов. От них ждали прямого ответа.

Из них двоих Балстрод Уайтлок был самым опытным, к тому же дружил с Кромвелем, отлично знал его мысли и настроения и отчасти их разделял. Он и взял на себя смелость ответить собравшимся заговорщикам, изъясняясь почтительно, витиевато и осторожно: