Восхождение. Кромвель

— Милорды, поскольку никто не решается взять слово в этом высоком собрании, тогда я, в изъявление моей преданности его светлости, попытаюсь почтительно и свободно выразить моё мнение о вопросах, которые так ясно поставлены перед нами милордом канцлером. Да, разумеется, слово «поджигатель» имеет в наших законах тот же смысл, что и в законах Шотландии. Однако, милорды, заслуживает ли генерал-лейтенант Кромвель обвинения в поджигательстве? Это можно узнать только после того, когда будет доказано, что он действительно говорил или делал что-либо, что клонилось бы к возбуждению раздоров между двумя королевствами или смут среди англичан. Решитесь ли вы милорд-генерал, и вы, милорды комиссары Шотландии, облечённые таким высоким саном и властью, заводить дело, тем более произносить обвинение, не будучи уверены в успехе?

Я должен предупредить вас, милорды, что генерал-лейтенант Оливер Кромвель имеет смелый, гибкий, изобретательный ум. Он приобрёл, особенно в последнее время, большое влияние в нижней палате, да и в верхней палате у него не будет недостатка ни в друзьях, ни в людях довольно искусных, чтобы умело его поддержать. Я пока что не слышал ни от его светлости, ни от милорда канцлера и ни от кого-либо из вас, да и сам не знаю ни одного факта, который мог бы доказать представителям нации, что Оливер Кромвель является поджигателем. Вот почему меня одолевают сомнения, благоразумно ли обвинить его в этом смысле. Мне представляется, что следует прежде собрать о нём всевозможные сведения. Только после того, если вы сочтёте это возможным и нужным, пригласите нас ещё раз. Ознакомившись с фактами, мы выскажем вам своё мнение, а вы решите дело так, как вам будет угодно.

Мейнард его поддержал, найдя нужным только прибавить, что в английских законах слово «поджигатель» употребляется редко, в нескольких смыслах и может подать повод к недоразумению и разночтениям.

Тотчас громко заговорили противники Кромвеля. Холз, Степлтон и Меррик, перебивая друг друга, возбуждённо кричали, что генерал-лейтенант Кромвель вовсе не пользуется серьёзным влиянием в обеих палатах, что они охотно возьмут на себя обвинить его в стенах парламента и привести такие факты и речи, которые ясно обличат его намерение разжечь распрю между англичанами и шотландцами и посеять смуту среди англичан.

Их крики уже никого не могли убедить. Опытные юристы слишком хорошо показали, что заговорщики не смогут доказать своих обвинений ни в парламенте, ни в зале суда. Споры стали стихать. Первым замолчал и без того нерешительный Эссекс. Шотландцы тоже не нашли веских доводов для возражений. Всем стало ясно, что заговор провалился, ещё не начавшись.

В два часа ночи Уайтлок и Мейтленд встали, раскланялись и удалились.

На другой день кто-то из них рассказал о ночном происшествии Кромвелю. Среди его сторонников попытка заговора вызвала беспокойство. Общее мнение сводилось к тому, что он должен самым решительным образом устранить своих недоброжелателей и противников и стать единовластным руководителем армии. Уоллер сказал:

— Вы до тех пор ничего не добьётесь, пока вся армия не будет в полном вашем распоряжении.

Кромвель об этом не думал. Собственная судьба мало занимала его. Если Господь избрал его, Господь сам поставит его в нужное время на нужное место, а пока ему необходимо обнаружить самый корень причин многих и частых поражений парламентских армий. У него не вызывало сомнений, что Манчестер и Эссекс недальновидные политики и неважные генералы, но он уже понимал, что корень зла таится не в них. Он смотрел глубже и шире. Чем больше фактов собирал, чем дольше раздумывал в эти решающие, напряжённые дни, тем ясней становилось ему, что не отдельные личности решают судьбы войны и страны, а общие принципы, которых придерживаются эти отдельные личности. Эссекса и Манчестера можно сместить, а можно оставить, это ничего не решает. Необходимо изменить организацию политической жизни и армии — вот его главная цель.

Кромвель ещё не знал, какой должна быть эта организация, но ясно представлял, какой она не должна быть. Ему следовало бы ещё подождать и подумать, но неумолимое время подгоняло его. Заговор мог повториться и преуспеть. Его могут устранить, если Господу будет угодно. В таком случае все будут воевать против всех, дело парламента, общее дело погибнет, или в Англии установится хаос, или король победит, а с ним насилие и произвол.

С этим он примириться не мог. Девятого декабря состоялось заседание нижней палаты. На повестке дня стоял единственный, но важнейший вопрос: представителям нации предстояло обсудить бедственное положение государства и предложить пути выхода из него.

Бедственное положение государства было для всех очевидно, армии были разбиты, казна пустовала, доверие и дворян, и горожан, и сельских хозяев к парламенту падало. Необходимо было что-нибудь делать, делать решительно и без промедления, но что? Этого не представлял себе никто из присутствующих. Все молчали. Ни один из депутатов не потребовал слова.