Восхождение. Кромвель

Нашёлся всего один человек, который попытался доказать, что закон существует для всех. Это был Джон Гемпден, приходившийся Оливеру Кромвелю двоюродным братом. В парламенте, как и Оливер, он сидел на скамьях оппозиции, выступал, правда, чаще, чем он, однако его речи были умеренны и не представлялись опасными ни королю, ни правительству. Как и Оливер, после разгона парламента он удалился в провинцию. В графстве Бекингемшир Гемпден владел богатым поместьем, жил скромно, избегая пышности и расточительства, не позволительных пуританину. Он был ровен и весел, любезен с соседями и никому не навязывал своих убеждений. За это соседи уважали его. Они считали его человеком достойным и умным, который, как всякий порядочный человек, не может одобрять политики короля, но относится к ней философски, не подрывает устоев и не зовёт к мятежу. Такое поведение не было хитростью со стороны Джона Гемпдена. Он в самом деле смотрел философски и не призывал к мятежу, поскольку по натуре не был мятежником. Человек мирный, умный и образованный, он много путешествовал по Англии и Шотландии, изучал нравы, заводил многочисленные знакомства и везде находил повсеместно миролюбивые настроения и недовольство налогами, которые вводились королём с вызывающей бесцеремонностью и с попранием английских обычаев и законов, но не самим монархом.

Корабельные деньги вывели из себя даже этого философски настроенного, мирного человека. Лично он не пострадал, кроме того, все в Бекингемшире так хорошо к нему относились, что лорд-наместник, исключительно из уважения к человеку скромному и достойному, определил для него корабельную подать всего в двадцать шиллингов. Гемпден не поднял шума, не призвал к мятежу. Он посчитал, что подать введена незаконно, и отказался платить. Также без шума его препроводили в тюрьму. И в тюрьме узник вёл себя доброжелательно и спокойно. Он всего лишь требовал суда, особенно налегая на то, что в этом суде заинтересован также король, ведь приговор суда узаконит корабельную подать.

Неожиданный довод убедил государя. Король разрешил судить Гемпдена на основании английских законов. Суд начался, обвиняемому было разрешено иметь адвокатов. Адвокаты держались благоразумно. Они не задирали ни судей, ни тем более самого короля пустозвонными обличениями. Напротив, уважительно отзывались о короле, о судьях, о самом институте суда, опирались только на законодательство и историю Англии и готовы были признать те привилегии короля, которые предусматривались законом. В своём смирении и покорности адвокаты зашли так далеко, что несколько раз, прервав речь, просили суд извинить, если некоторые выражения покажутся ему слишком резкими, и вовремя останавливать их, если им случится перейти определённые законом границы. В общем, суд над Джоном Гемпденом походил на идиллию. Судьям не в чем было упрекнуть ни подсудимого, ни его адвокатов, а между тем в течение тринадцати дней в зале суда обеими сторонами обстоятельно и серьёзно обсуждались основные законы страны и самый принцип законности.

Наконец присяжные удалились на совещание, и так странен, так необычен был этот суд, так скромен и благороден был обвиняемый, что присяжные колебались, и только семеро из них отдали свои голоса обвинению, тогда как пятеро признали его невиновным. Джон Гемпден должен был уплатить штраф, и было бы хорошо, если бы суд казначейства остановился на этом. Суд, видимо, сознавая, что осуждён невиновный, счёл необходимым обстоятельно обосновать свой приговор. В постановлении говорилось, что никакие законы не могут помешать королю пользоваться его привилегиями, что государь может не считаться с теми законами, которые лишают его возможности заботиться о защите страны, что в случае необходимости он может отменять те законы, которые мешают ему, и сам имеет право решать, какому закону следовать, а какой отменить. Другими словами, Суд казначейства во всеуслышание узаконил беззаконие английского короля. Король Карл был чрезвычайно доволен. Решение Суда казначейства он с полным правом воспринял как утверждение и оправдание своей неограниченной власти.