Восхождение на театральный Олимп

А уже к исходу сентября она родила сына Сережу. Долгое время никто и не замечал в Миле каких-то изменений. И только в конце третьего курса пришлось показать свой животик, когда в отрывке сыграла беременную дочь короля нищих Полли из «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта. Все подумали, что это обычная театральная подкладка, но Вера Павловна сразу все поняла и долго охала: «Детка ты моя. Что же теперь будет?..» Мила заверила своего педагога, что на учебе ее беременность не отразится. На летних каникулах попала в заботливые руки обеих мам — то в Витебске, то в Барановичах, не сводила счастливых глаз с первенца, а в октябре с ним появилась в расположении институтского корпуса для «прохождения дальнейшей студенческой службы». Но жизнь молодой семьи резко изменилась: заботы почему-то наваливались со скоростью образования барханов в пустыне. Михаил больше месяца вставал чуть свет и до занятий стучался в разные двери, однако на постой с маленьким ребенком их никто не хотел пускать. Когда все-таки удалось обустроить комнату в доме на бывшей улице Горького, напротив магазина «Несцерка», к ним приехала присматривать за Сережей Милина бабушка Марина Ивановна. Они с правнуком устроились за матерчатой перегородкой. Сначала молодые родители от каждого всхлипа малыша вскакивали, бабушка всякий раз их останавливала: «Да успокойтесь вы, наконец, отдыхайте, у вас же завтра целый день занятия. А мы с Сереженькой как-нибудь договоримся». И она садилась к его кроватке, что-то шептала, напевала, приговаривала. А у Милы наворачивались на глаза слезы от воспоминаний о своем счастливом детстве рядом с этим щедрой души, самым близким и родным, уже пожилым, но жизнелюбивым и преданным человеком.

В начале третьего курса Михаил протянул Вере Павловне журнал «Полымя» и сказал: «Я думаю, именно этот материал подойдет для преддипломного спектакля нашему курсу». А в нем была опубликована новая повесть Василя Быкова «Круглянский мост». Читатели давно заметили его талант, а вот в идеологический климат он не вписывался: власть и ветераны войны раздражались, обвиняя автора в очернительстве. Ему даже приклеили пренебрежительный ярлык «окопного летописца». За повесть «Мертвым не больно» он стал опальным, и те, кто обращался к его работам, попадали в ряды подозрительных. Михаилу новая повесть пришлась по душе: он разглядел в ней авторское бунтарство. Там персонажи «без грима» и поставлены в обстоятельства, когда надо самостоятельно делать нравственный выбор. Там — беспощадный реализм войны, без всякой лакировки, набор таких ярких людских характеров, что режиссерское чутье уже видело их на сцене. Главное, события этой партизанской истории были просты: четыре подрывника должны взорвать деревянный мост возле деревни Кругляны. Но автор углубился в далеко не товарищеские отношения людей в момент опасности. Чтобы выжить, старшие откровенно хитрят, уклоняются от опасности, пытаются выполнить задание руками подростков, посылая их в самое пекло событий, явно на смерть. «Война — это риск людьми. Кто больше рискует, тот и побеждает», — рассуждает старший группы, разжалованный за что-то бывший комбат, привыкший воевать не уменьем, а числом. Поэтому из повести легко было выхватить сердцевину и сделать яркие «вытяжки» для учебного спектакля минут на пятьдесят, что не превышало требуемый формат показа в театральном ВУЗе. И Михаил решил встретиться с Василием Владимировичем. Позвонил в «Гродненскую правду», где работал писатель. «Я пока еще студент, но хочу показать вам инсценировку по вашей повести, проконсультироваться», — сильно волнуясь, говорил Михаил. И автор согласился.

Быков из Гродно приехал в Минск на какую-то литературную встречу. Встретились в Академии наук. Михаилу показалось, что Василий Владимирович суровый и нелюдимый человек: взгляд исподлобья, немногословен, в голосе настороженность. А Быков на самом деле был просто скромным человеком, отзывчивым, приятным в общении и довольно добрым.

Он не захотел пойти в холл, а тут же устроился на подоконнике и спрашивает: «Ну, хлопец, давай выкладывай». Михаил протягивает ему стопку напечатанных на машинке листков: «Вот я тут написал. Почитайте». Но Василий Владимирович не стал брать инсценировку: «Нет, не буду я это читать. Ты делай что хочешь. Но не связывайся со мной. Ничего, кроме неприятностей, тебе не светит». — «А я уверен, что на этом трагическом материале спектакль получится эмоциональным и запоминающимся», — горячился Михаил.