Восхождение: Проза

В донесениях Вереникиной теперь фигурировали четкие цифры — количество бандитов в полках Колесникова, их вооружение, базирование, методы привлечения на свою сторону колеблющихся, связи со штабом Антонова; сообщалось и о неудачном покушении на Колесникова, о гибели Павла Карандеева.

Прочитав последние эти строки, Алексеевский горестно вздохнул, долго сидел, глядя в одну точку. В душе его поднималась глухая ненависть к коварному и жестокому врагу, от руки которого гибли боевые товарищи, — да, ударом в лоб Колесникова пока не возьмешь. Что ж, придется изменить тактику, придется зайти с другой стороны. Наумович получит новое задание, надо найти человека из бандитской среды, ему поручить уничтожить главаря. Дело это непростое, но вполне выполнимое: из тысяч крестьян, большей частью силой поставленных кулаками под ружье, одурманенных призрачными посулами о новой свободной жизни, есть люди, которые понимают истину, которые находятся в бандах под угрозой расправы. Есть и такие, которые, опомнившись, пожелают искупить свою вину перед Советской властью.

Заинтересовали Алексеевского выводы разведчицы о моральном духе в «повстанческой дивизии»: он был высок, победы над красными частями воодушевили бандитов, сам Колесников окончательно, видимо, поверил в собственные силы и в успех восстания. Питает эту веру регулярная двусторонняя связь с армией Антонова, начавшиеся переговоры о совместных действиях. Антонов в последнем письме обещает «воронежским крестьянам» целый обоз винтовок и всяческую иную поддержку. Местное кулацкое население, настроенное антисоветски, помогает Колесникову провиантом, лошадьми и фуражом, при штабе есть хозяйственная часть, возглавляемая родственником Колесникова, которая успешно занимается всеми этими делами и на стороне — попросту грабежом. С помощью обреза проводится «добровольная мобилизация» лиц мужского пола, есть в бандах и женщины, медсестры и кухарки. Листовки-воззвания губкома партии и губчека, которые разбрасывались с аэроплана над Калитвой, по приказу штаба тщательно собирались и сжигались; работой этой лично руководил начальник политотдела дивизии Митрофан Безручко…

— Слышишь, Федор Михайлович! — не удержался Алексеевский. — У них даже политотдел есть, размахнулись бандиты. Листовки наши до народа не доходят, уничтожают их.

Мордовцев, сидевший за столом напротив, поднял от карты голову — лицо его было усталым, болезненным.

— Жаль, — сказал он. — Листовка все же лучше пули. Кровь невинных льется… Но выхода нет, Николай Евгеньевич, будем громить банды беспощадно — Колесников занес клинок над самым дорогим для нас, Советской властью… Губкомпарт настаивает на немедленном выступлении, а конницы Милонова все нет. Что будем делать? Эшелон явно где-то застрял.

Разговор этот происходил в поздний вечерний час на станции Евстратовка. Штаб объединенных красных частей на днях переместился южнее Россоши, определена точная дата наступления — фронтовая кавалерийская бригада под командованием Милонова, погруженная в спецэшелон, двигалась к месту боевых действий, да вот задержалась. Все же остальные части, в том числе и бронепоезд, были уже на месте.

Мордовцев давал последние указания командирам частей, уточнял боевую задачу. Наступление, как и в прошлый раз, осуществлялось по двум направлениям, двумя сводными отрядами — Евстратовским и Митрофановским. Северным (Евстратовским) командовал Белозеров, ему придавалась артиллерийская батарея и бронепоезд с двумя легкими орудиями. Авангард этого отряда, пехотный полк, должен внезапным ударом выбить бандитов из слободы Евстратовка, двигаться далее на Терновку и Старую Калитву. Поддерживать авангардный полк станет полк Качко. Южный отряд (им командовал Шестаков), не дожидаясь прибытия кавалерии, обязан нанести удар по Криничной, двигаться потом на Ивановку, Цапково, хутор Оробинский, стремясь в районе Дерезовки соединиться с Северным отрядом.

Склонившись над большой штабной картой, вглядываясь в красные стрелы на ней, читая надписи, командиры полков и отрядов делали пометки в своих картах, уточняли задачи.