Восхождение Рэнсом-сити

Мне нечего было на это ответить. На самом деле я был в таком изумлении, что вряд ли мог бы выдавить хоть слово.

– Повышеньице вам, ясно? Будете наследником всего предприятия. Порядок восстановлен. Все подчиняются правилам. Держатся вместе, чтобы пережить трудные времена. Ясно? Мы вас приоденем. Через два часа скажете речь в Сенате. Вам же ясно, Рэнсом?

Черт бы побрал этого мистера Нолта, он же задыхается.

Я знаю, что меня обвиняют в коллаборационизме, в том, что я продался, и прочее в том же духе. Не собираюсь сейчас оправдываться, так как за долгие годы я понял, что люди верят в то, что хотят, на этом и стоит мир. Не извиняйся, двигайся дальше. Скажу лишь, что не согласился, пока мистер Нолт не пригрозил мне жизнью Аделы и Мэй, и даже после этого я смирился со своей участью, только когда он заметил, что в случае моего отказа шансы на мирную передачу власти в Джаспере значительно снизятся, вероятность зверств и насилия, соответственно, вырастет. С математикой не поспоришь.

Мне выбрали одежду, написали речь и отвезли в Сенат на автомобиле. Как сказал мистер Нолт, мне нужно было лишь улыбаться. Я читал с листа и говорил, не слушая собственных слов, слишком занятый мыслями о том, как повернуть это неожиданное повышение в свою пользу, выступив противником Линии. Я был уверен, что что-нибудь придумаю.

Помню, как я запнулся, читая что-то о долгом сотрудничестве между Джаспером и Трестом Бакстера, и оторвал глаза от бумаги. В зале было почти пусто, а большинство сенаторов выглядели так, словно находились здесь не вполне добровольно. Я спросил себя, что будет, если я порву написанную на листке речь и скажу сенаторам несколько слов о мистере Бакстере и Линии. Вряд ли что-то из сказанного будет им неизвестно, но на балконах сидели черкавшие что-то в блокнотах репортеры. Я спросил себя, что будет, призови я их бороться. У меня не было опыта в произнесении патриотических речей, но я думал, что мог бы быстро научиться.

Позади тихо кашлянул мистер Нолт, и я подумал об Аделе, где бы она ни была. Сенаторы смотрели себе под ноги или на стены – куда угодно, только не на меня.

Возможно, где-то в другом мире я бы отклонился от заготовленных слов и сказал то, что думал. Кто знает, как там все бы вышло. Возможно, когда-нибудь я об этом узнаю – иногда процесс Рэнсома разгоняется во всю мощь, и кажется, вот-вот прожжет дыру в другой мир, где можно увидеть, что могло бы пройти, а не то, что случилось на самом деле.

Повисшая тишина стала такой тяжелой, что я не выдержал.

«В другой раз», – сказал я себе. Будет момент получше. Если я только подожду, он мне обязательно предоставится.

Мне захотелось, чтобы рядом был мистер Карвер – он бы кивнул, покачал головой, сплюнул или выругался и придумал бы, что делать. Он, или Лив, или кто угодно.

Я кашлянул. Некоторые сенаторы вздрогнули. Я опустил глаза и вернулся к речи.

Когда я закончил, сенаторы медленно поднялись, словно их подталкивали в спины, и послушно мне захлопали.

В тот вечер мои надзиратели перевели меня из камеры в пентхаус мистера Бакстера.

* * *

Великолепная Амариллис умерла в Ху Лай в больнице миссии сестер Града Серебряного. К сожалению, новость об ее смерти не попала в газеты – мне известно о ней только потому, что мой друг, изобретатель мыла мистер Ланг, был с несчастной вместе.

Возможно, вы помните, что именно мистер Ланг отвез Амариллис в больницу, после того как ее ранили у башни Бакстера – как оказалось, в ногу, – после этого он много раз ее навещал. Любовь расцветает в самых странных обстоятельствах. Мистер Ланг сидел у изголовья Амариллис, и они говорили о его изобретениях и ее растущей славе, о том, как бросят Джаспер и начнут все сначала далеко на Юге. Когда шайка Джима Дарка захватила больницу, устроив там штаб-квартиру и выгнав монахинь, Амариллис осталась в постели, а мистер Ланг – с ней рядом. Шайка Дарка была именно такой, как можно представить: второпях собранные со всего города отпетые мерзавцы. Они не прогнали больных с коек на верхних этажах лишь из лени. Кормить они их и не думали. Заняв весь первый этаж, негодяи пили, строили планы и хвастались тем, что прославятся и подомнут под себя весь город. Они мучили лежачих больных – к счастью, мистер Ланг был с Амариллис и мог ее защитить. Закончилась еда, а затем лекарства. Мистер Ланг почти не спал. Его очки разбились в потасовке. Когда войска Линии квартал за кварталом окружили больницу, люди Дарка по очереди застрелились. Амариллис умерла, подхватив какую-то инфекцию. Мистер Ланг заверил меня, что она умерла во сне и что он был с ней рядом – ее последний зритель.

О больнице миссии сестер Града Серебряного можно написать рассказ, полный героизма и страданий, но пусть это сделает мистер Ланг. Он – герой этого рассказа, добрый, терпеливый, преданный и все в таком духе. Меня там не было. Ту неделю я провел в пентхаусе башни мистера Бакстера. Я расхаживал по нему, разговаривая сам с собой и все еще пытаясь повернуть ситуацию в свою пользу. Я не сразу признался себе, что ничего не могу придумать.