Поехали в Алепино Станислав Куняев и Владимир Крупин, Станислав Лесневский и Семен Шуртаков, ученица Владимира Алексеевича рязанская поэтесса Нина Краснова и кинооператор Толя Заболоцкий, поэты Валентин Сорокин и Владимир Дагуров… Три часа езды – и мы в Алепино. Все еще разрушенный храм стоит совсем рядом, почти прижимаясь к родовому дому Солоухиных. Семен Иванович Шуртаков, писатель, учившийся вместе с Солоухиным в Литературном институте, не один раз ездивший сюда, в Алепино, еще в семидесятые годы, рассказывал, как боролся Солоухин за свой родовой дом, не давал ему разрушиться. Найдутся ли сейчас владимирские спонсоры, кто бы помог создать в доме солоухинский музей? Хватит ли сил у владимирской администрации, чтобы восстановить храм в деревне? Чтобы учредить совместно с Союзом писателей солоухинскую литературную премию? Первый послевоенный набор в Литературный институт был на самом деле уникальным. На одном курсе учились Юрий Бондарев и Юлия Друнина, Григорий Фридман, впоследствии ставший Баклановым, и Владимир Бушин, Владимир Солоухин и Герман Валиков, добрая половина всей лучшей советской литературы. Многие уже ушли в мир иной, многие стали непримиримыми врагами, но замес остался самой высокой пробы. Вот и говори после этого, что Литературный институт никому не нужен… Я ходил по кладбищу со Станиславом Куняевым, вспоминали строчки стихов Солоухина, наши общие встречи, поездки… Над нами шумели сосны. Кладбище – прямо в сосновом бору. Этот уже вечный поминальный сосен перезвон. Тем, кто будет навещать Владимира Солоухина, наверняка запомнится это кладбище не загробной могильной тишиной, а светом, небом, соснами и раскинувшейся где-то внизу, с обрыва уходящей в бесконечность Владимирской землею.
Мы выступили на траурном митинге – Крупин, Куняев, Шуртаков, Сорокин, владимирцы. У каждого в памяти – свой Солоухин. Для кого – тонкий лирик, для кого – хранитель русскости и Православия, для кого – ценитель древнерусского искусства… Я сблизился с Владимиром Алексеевичем, как ни странно, за границей, в общих поездках по центрам русском эмиграции. Мы вместе жили у Апраксиных в Бельгии, вместе бывали на рю Бломе в Париже, в доме НТС, выступали на съезде русской православной молодежи, беседовали у главного редактора русского национального журнала «Вече» Олега Красовского. Я больше общался с эмигрантами послевоенной волны, собирая материалы для книги «Архипелаг Ди-пи». Владимиру Алексеевичу льстило внимание первой эмиграции, он был рад встречам с великим князем Владимиром Кирилловичем, с князем Оболенским, с представителями самых славных дворянских родов – Небольсиными, Мурузи, Пален, Апраксиными… Представитель крестьянского рода достиг высшего света. Эта слабость его была понятна и простительна. В фамилиях представала вся русская история. И за каждой фамилией – архивы, фотографии, воспоминания. Собственно, и эта последняя, еще неопубликованная книга «Чаша» задумывалась и обретала плоть именно после встреч с лидерами русской патриотической эмиграции. Да и славным дворянским фамилиям не менее льстило внимание известного русского писателя.