Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

– Массовый читатель часто принимает лирическое «я» писателя в художественных произведениях за него самого «впрямую», тогда как известно, что авторское «я» представляет в лирической прозе еще и общественный образ современника. Чем вас привлекает такая форма повествования и бывают ли здесь трудности, издержки?– Так сложилось, что наиболее доступным для меня этот жанр оказался… Происходит процесс, как я называю, самотипизации. У Пришвина, например, нет таких героев, как Наташа Ростова, Григорий Мелехов, Евгений Онегин. Там, в его книгах, только один Пришвин, сам. Да даже у Бунина мы не найдем таких героев, как Онегин, Обломов. Или как герои Гоголя: Чичиков, Собакевич, Хлестаков… Нету. Встает личность Бунина самого. Как из лермонтовских книг – и стихов, и прозы – тоже, личность, в общем, самого Лермонтова встает. Даже у Куприна, во многом. И по-другому пишущий таким образом писать не умеет. И в голову ему даже не приходит, что можно писать по-другому.

– Каково, на ваш взгляд, нынче положение с охраной, реставрацией, использованием памятников истории, архитектуры и культуры?

– Да неважное положение. Казалось бы, много сделано: вот, Суздаль отреставрирован, Золотое кольцо… В Москве многие памятники реставрируются, приводятся в порядок. И пока один реставрируется, пять памятников остаются в прежнем положении и приходят в негодность. Недавно, вот, взорвали собор на главной площади Брянска. Вот сейчас из Минска мне пишут: у них там какой-то ценнейший памятник сносить собираются, который даже в войну уцелел… Понимаете, надо, чтобы изменился климат сам, отношение ко всем памятникам старины в принципе. Надо какое-то широкое, правительственное, государственное решение, чтобы, знаете, вот, как целину поднимали, БАМ строят, – чтобы все приняли участие.

– Как вы понимаете прогресс, и, в частности, как вы оцениваете современный технический прогресс?

– Производственную деятельность человечество остановить не может. Еще десять лет назад я прочитал у какого-то американского ученого о том, что, для того чтобы спасти природу, уже завтра надо сокращать на 40 процентов производственную деятельность. Никто не сократит: заводы нельзя остановить, все уже раскрутилось… Одежды меньше нельзя производить. Уже идет процесс, куда же от этого денешься. Конечно, есть всегда возможности, когда явно неразумно, а все-таки люди делают. Вот это другой разговор. Вот я считаю, что явно было неразумно Байкал портить: на Байкале открывать два целлюлозных комбината. Уникальное озеро на всем земном шаре, пятая часть всей пресной воды всего земного шара, уникальной воды, дистиллированной почти, ее в аккумуляторы можно заливать, понимаете, как… Как защищали? Леонов защищал, Олег Васильевич Волков, Чивилихин покойный. Вот сейчас поворот северных рек на юг, в Каспийское море – чудовищная затея. Испорчена будет вся Вологодчина, вся Архангельская область, залиты водой будут огромнейшие пространства, причем водой мелкой. Это в болото все превратится, обезлюдеет окончательно наш Русский Север.

– А как вы понимаете прогресс в нравственно-философском плане? Аристотель говорил: «Если мы идем вперед в знании, а уступаем в нравственности, значит, мы идем назад». Или наш современник Андрей Вознесенский пишет, что «все прогрессы реакционны, если рушится человек»…

– Я давно об этом писал уже двадцать, тридцать лет назад. О прогрессе истинном и прогрессе мнимом. Что наука может разрушить гору Эверест, она Луну взорвать даже может, но наука не может сделать хоть чуточку добрее и лучше человеческое сердце и человека как такового. Человечество в целом становится сильнее благодаря техническому прогрессу.

Но стал ли сильнее один человек как таковой, вот вы, я вот? Стали ли мы сильнее, лучше, чем были Ньютоны, Пушкины, Сократы, Аристотели, Бальзаки? Чем мы сильнее, чем мы лучше? Отдельно взятый человек? Вот выйдешь в поле, чем ты лучше человека такого же, но который в прошлом веке жил, скажем? Прогресс технический все человечество куда-то ведет. Но человек отдельный лучше не становится, даже напротив.