Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

– Эти вопросы тем более важно пояснить и разъяснить лишний раз, что находятся поверхностные люди в критике, не понимающие неоднозначности этих вещей. Иногда вырывая какие-то отдельные фразы, они делают далеко идущие выводы о том, что вы выступаете против прогресса.

– Под прогрессом чаще всего понимается тех. сторона, достижения всего человечества в целом на космонавтике. Все это замечательно. А отдельный человек? Для кого все делается? Только тот прогресс истинный, что лежит в сфере духовности человека.

– Как вы расцениваете природоохранительные процессы у нас в стране и во всем мире?

– Это надо быть специалистом, чтобы с цифрами говорить об этих проблемах.

– Но в набат-то бьете…

– А в набат мы все бьем, но бьем, так сказать, без цифр в руках, без каких-либо исчерпывающих: сколько леса, сколько воды, сколько воздуха и какая загрязненность.

– Владимир Алексеевич, кто и что привлекает вас в современном искусстве, литературе?

– Все привыкли думать, что я консерватор, ретроград, а я с большим интересом иногда воспринимаю современное искусство тоже. Я эстраду люблю, Вертинского люблю и Окуджаву люблю. Конечно, в определенной ситуации, – собрались, вот мы, сидим, – необязательно всегда надо Баха, Вагнера, Бетховена слушать. Современная эстрада иногда, может, даже более необходима бывает. А так, в пределах разумного, прогресс должен быть, конечно.

– Это, в общем, ваше отношение, а если поконкретнее, кто привлекает, может быть, какие-то явления наиболее яркие…

– Ну, круг моих симпатий в литературе более или менее ясен: я уже не раз эти обоймы все перечислял как-то. Это наша «деревенская проза». Белов, Распутин… Удивительный роман Булгакова, которым невозможно начитаться: читаешь и перечитываешь…

– А что не нравится, кроме того, о чем вы уже сказали?

– Бездуховность огромная: 9 тысяч членов Союза писателей, чуть поменьше, наверное, музыкантов и чуть поменьше художников, – а в общем, настоящего, подлинного искусства очень немного. Это обусловливается многими факторами: действительно бездуховностью, желанием во что бы то ни стало удержаться на поверхности. Халтура, не знаю, несознательная, может, еще нет глубины… Мы забыли о том, что у нас были Пушкин, Достоевский, Толстой. Берешь повесть современную, читаешь – это что: каменный век опять, возвращение к каменному веку? По своей бездуховности, неинтересности какой-то, по языку… По всему. И поэтому радуешься, когда возникает живое явление. Нет пульса, в искусстве пульс важен. Хватаешь за руку, а это муляж. И поэтому живые, с пульсом произведения просто наперечет. «На Иртыше» Залыгин написал, там где-то пульс пробивался, у Трифонова – Трифонова даже назову, хотя он во многом компромиссный писатель, – вот у Володи Крупина сейчас какой-то живинкой повеяло. Вот Екимов Борис, сидит там в Калаче-на-Дону, – живой писатель. Астафьев великолепный писатель, и живой, с полнокровным пульсом.

– В последнее время много сил вы отдаете переводческой работе. Что дает деятельность переводчика сложившемуся художнику?

– Все, даже самые крупные наши поэты русские занимались переводами. У Лермонтова, у Пушкина то и дело встречается: из Анакреона, из Горация, из Катулла. И Фет, и Тютчев много переводили.

Бывает, понравится у иноязычного поэта стихотворение, возникает даже чувство сожаления, что не я его написал, хорошей зависти чувство возникает. Тогда его и переведешь. Если же не так… то это как служба; я не служу нигде, не получаю зарплаты. Я главным образом так и смотрю на перевод: это моя служба.

Священник Дмитрий Дудко Труженик Русский

4 апреля 1997 года умер великий русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин.

Я не оговорился, что он великий, это покажет самым убедительным образом время. Пока же скажу, почему он великий, и не просто, а русский. Потому что в самое безбожное время он смотрел на православную церковь как на свет, который нужен нашему народу, и русский потому, что я не знаю более такого человека, как он, который бы так болел за Россию.

Возьмите его книги, хотя бы «Письма из Русского музея», «Черные доски», – они вам скажут о многом.

Это вот главное, почему он великий русский писатель.